Дом построен анфиладой, залы и сады плавно перетекают друг в друга. Крыша отсутствует, но она, в общем-то, и не нужна – хозяева сами решают, когда пойдет дождь. С листьев крошечных лимонных деревьев после утреннего полива капает вода. Корни уходят в землю настолько глубоко, что дно белокаменного фонтана в центре сада пошло трещинами. Моя жена оказалась на виселице всего лишь за то, что осмелилась заглянуть в подобное место.

Каким странным и вместе с тем чудесным она сочла бы тот извилистый и тернистый путь, которым вела меня сюда судьба.

– Если хочешь, можешь съесть мандаринку, – раздается позади меня тонкий голосок. – Отец не станет ругаться.

Обернувшись, я вижу, что у других ворот, ведущих из главного атриума на тропинку, что поворачивает за домом налево, стоит ребенок. Девочке, должно быть, лет шесть. У нее в руках маленькая лопатка, штаны на коленях запачканы. Короткие волосы, бледное лицо, и глаза примерно на треть больше, чем у любой марсианской девчонки. Уже сейчас видно, что она вырастет высокой. За последние годы я видел много золотых детей. В центре ауреи тщательно охраняют их от посторонних взглядов, потому что боятся заказных убийств, отдают своих детей в частные интернаты или школы. Мне рассказывали, что на окраине другие обычаи. Здесь не убивают маленьких. Естественно, кто же признается открыто, что он – детоубийца?

– Привет, – ласково здороваюсь я непривычным, смущенным тоном.

Последний раз я так разговаривал с моими племянницами и племянниками. Вообще-то, я люблю детей, но сейчас в моей жизни для них совсем нет места.

– А ты – тот самый марсианин, да? – восхищенно спрашивает она.

– Меня зовут Дэрроу, – киваю я. – А тебя?

– Мое имя – Гайя Раа, – гордо сообщает она, подражая взрослым, но тут же забывает о своей напыщенности. – А ты правда раньше был алым? Я слышала, как папа рассказывал о тебе, – объясняет она. – Они думают, что раз у меня нет вот этого, – Гайя проводит пальцем по щеке по тому месту, где должен быть шрам, – значит у меня и ушей нет. А я хорошо умею лазить по деревьям, ну и вообще… – задорно улыбается она, кивая на увитые плющом стены.

– Я и сейчас алый, – отвечаю ей я. – Нельзя перестать быть самим собой.

– Правда? А с виду не скажешь…

Наверное, она не смотрела видео в сети, раз не знает, кто я такой.

– Может быть, дело не в том, как я выгляжу, а в том, что я делаю, – загадочно произношу я и тут же осекаюсь.

Ей всего шесть лет, а я разговариваю с ней как со взрослой. Черт его знает, поймет ли она мои слова. Личико Гайи скривилось в гримасе отвращения, и я боюсь, что совершил ошибку.