Именно в этот момент Сухову пришла помощь.
«Кристалл», внутри которого шел бой магов, пронзила ослепительная молния хроноразряда, и рядом с Посланником возник сияющий контур Машины Всех Машин, пилотируемой Магэльфом, роем пчел, интеллект которого поставил его в разряд «технологических колдунов». Бой сразу приобрел другой характер. Посланник перестал быть обороняющимся, а силы сражавшихся сторон выравнялись, потому что Гагтунгр на время выбыл из борьбы. И тут странно повел себя Уицраор.
Он вдруг отступил, отсалютовал копьем света, как бы признав силу противника, и выдал сложный пакет мыслей-эмоций-сообщений, смысл которого был адекватен человеческому восклицанию типа «черт побери!» или «ну и ну!». Если бы Никита смотрел этот спектакль по телевизору, он бы рассмеялся, но юмор собственного изречения оказался Уицраору недоступен.
— Мир тебе, Посланник, — продолжал четвертый Великий игва, постепенно исчезая за броней невидимости. — Я предупреждал их, но они не вняли. До встречи в новых вселенных.
Уицраор исчез. А Никита понял, что имели в виду те, кто назвал Уицраора «богом необъяснимого». Он и был им, но — «богом необъяснимых поступков и решений»! Не обладая великодушием и милосердием, не отделяя добро от зла, подчиняясь только собственным инстинктам и оценкам, он иногда совершал непредсказуемые даже соратниками поступки, находя идеальные, с точки зрения этики Шаданакара, решения.
— Уходим, — сказал замершему Никите Магэльф. — Нет смысла уничтожать этот хрон, а мы уничтожим его, если будем продолжать бой.
Универтер засиял так, что на него стало больно смотреть. Сорвавшаяся с него молния кваркового распада подбросила глыбу Гагтунгра на несколько километров над тучей пыли. Даймон, еле видимый за космами дыма, пара и пыли, отступил, что-то задумав, — судя по мыслеэху, долетевшему до магов.
— Уходим, — еще раз просигналил Сухову Магэльф.
Но они не успели. Даймон, далеко не уверенный в исходе боя, применил последнее средство, о котором не знали даже его сподвижники. Средством этим был «излучатель тьмы» или «инвертор порядка», то есть по сути — малый синтезатор хаоса, идею которого когда-то подал Люцифер и над которым работал Даймон.
Все дальнейшее произошло в течение нескольких долей секунды (весь бой до этого продолжался около полусекунды): стремительное «скатывание» кривизны пространства, нарастание плотности гравитационного поля, рост напряженности всех полей, ядерные резонансы, буквально превратившие окружающую среду в один большой атомный взрыв, поворот симметрии частиц, означавший готовность вакуума к фазовому переходу и, как следствие, начало схлопывания хрона. И вдруг, как удар — остановка времени! Пространство хрона, весь его «сросток кристаллов», а также горящий вакуум вокруг «кристаллов» как бы растрескались на отдельные домены, разделенные тончайшими зеркальными стенками. Все физические процессы, вплоть до вращения электронов в атомах, практически прекратились. Лишь специфическое движение эйдоса, охватывающего отдельные островки индивидуальных информационных полей, принадлежащих разумным существам, не затихало. И Никита впервые во всем объеме почувствовал это сверхтонкое, надвременное движение, основу основ Веера Миров, не поддающееся никаким воздействиям изнутри самого Веера. Сознание на мгновение отключилось, но заговорил магический контур сверхсознания, впаянный в эйдос, как муравей в янтарь, и чувствующий малейшие его изменения. Никита понял,