— Каллум Прайс!

Это был его куратор. Стало понятно, что он не человек. За прошедшие 87 лет он нисколько не изменился, такой же солидный и уверенный, идеально расчесанный пробор профессионального фашиста, аккуратная одежда педанта, новая, выглаженная. Только пистолет в руке портил впечатление, а так вполне мог сойти за пресс — секретаря, дурилку картонную.

— Ты поизносился, Эдди! — сочувственно проговорил Прайс. — Нос вырос, а был аккуратный. Рос, рос, на семерых вырос!

Бойцы засмеялись. Шаман вздохнул, их было слишком много, чтобы убить всех разом.

— Зато тебя похоже в спиртовом растворе держали, Каллум! — крикнул он.

— Это грубо! — Прайс сделал вид, что обиделся. — Я сейчас дам отмашку, и через вас можно будет макароны процеживать!

— Вообще то я люблю картошку! — уточнил Кулебакин.

— А может мне стоит сначала бабу пристрелить, посмотреть, как у самца пена из ушей пойдет из — за бессильной злобы!

Шаман притормозил рвущегося вперед Захара.

— Вообще то я рад, что именно мне предстоит пристрелить тебя сегодня, Эдди! — самодовольно произнес Прайс. — Ты настоящий шедевр, полученный благодаря великому эксперименту!

— Эксперимент великий, только цель дурацкая! — кивнул Кулебакин. — Вся твоя бессмертная жизнь — это иллюстрация того, каким говном может быть внеземной разум![65]

— Фу! Как грубо! — сморщился Прайс. — Я же тебя по — человечески хотел убить! А ну тащи сюда прибор!

Он демонстративно взвел курок.

— Засекай время и отдай ему блок! — тихо сказал Кулебакин.

Захар не понял.

— Отдай этой падали блок! — заорал Эдвин.

Он вырвал блок из рук Захара и направился к Прайсу. Захар увязался за ним, хватая за руки. Так в полу борьбе они и дошагали до цепочки бойцов Каллума Прайса.

Кулебакин без колебаний протянул прибор Прайсу — и в этот момент раздался громкий щелчок.

Прайс на автомате взял прибор и ошеломленно проговорил:

— Ты чего сделал, волочь?