— Я думаю, произошёл сбой в этой дерьмовой схемке! — скажет один, попивая кофе.

— Надо будет пару микросхем поменять! — согласится другой.

Межеедов не сразу уловил подвох, когда противник прекратил кидать мины.

Алька выстрелила — за спиной майора покатился дохлый фермер.

— Бей фермеров! — вскричал Межеедов, хватая камни.

Вживлённые чипы производили последние записи.

Майор и фермеры.

Межеедов стоял с девочкой на руках. Алька была ранена, он кое — как перевязал ее. Она была без сознания, ножки болтались как тряпичные.

Огромные черные машины, потрескивая остывающими моторами, застыли в нескольких метрах. Меж ними просачивались фермеры, насторожено шаря стволами.

Скольких из них я еще мог бы убить? Прикидывал майор. Протиснуться между машинами, завалить встречных, укрыться за задним бортом…

Раненая Алька в бессознанке дернула ножкой, оборвала сладостные картины смертоубийства.

Я больше не убью ни одного человека! Поклялся майор. Больше не подниму руку ни на кого, пусть только этот крохотный беззащитный комочек в руках очнется, оживет, забегают тонкие ножки по лужайке, застиранное платьишко забьется точно парус.

Крохотное детское сердечко билось у него в руках. Сердце начинает биться самым первым, когда ничего еще нет, и самым последним заканчивает, когда закончено все остальное.

Он прижал Альку сильнее.

Из — за спин фермеров вышел Кастет, самодовольно ухмыльнулся. Целил из пистолета то в ребенка, то в него.

И его мог убить! Понял Межеедов. Легко!

Но уже не могу. Слово дал.

— Дите не трожь! — хрипло сказал он. — Оно не при чем! Оно вроде ваше!

— А ты мне заплатил, чтоб оно было мое? — издевался Кастет. — За первого 200 косарей! Если где прячешь второго — еще 200!

Он зареготал: