— Это препарат сушеного помета древесной лисицы. Для анализа, — пояснил Драшер.

Женщина задумчиво кивнула и пожала плечами:

— Тогда это, наверное, лучше не пить.

Они отвели его в дом и позволили одеться. Лысый так и не вернул пистолет. Рот, челюсть и шея Драшера все еще болели после удара. Он пытался как-то ухитриться надеть очки, но оправа была безнадежно погнута. Никто из гостей и не думал перед ним извиняться.

Макс вытащила один из стульев и села напротив Драшера. Они не виделись пятнадцать лет. Ее коротко остриженные волосы еще только начинали терять цвет. Выглядела она хорошо. Магос мог разглядеть крохотный волнистый шрам слева ото рта и еще один, едва заметный, на лбу. Обе отметины почти истерлись со временем, потускнели, как старые воспоминания, Макс носила форму маршала Магистратума. Рядом с ней Драшер казался себе древней развалиной.

— Слышал, ты вышла в отставку, — произнес он.

— Мне не понравилось, — ответила Макс. — В подразделении не хватало людей, поэтому я вновь вернулась на службу.

— Тихо?

Она покачала головой:

— Провинция Ункара. На севере.

Он кивнул, как будто это название что-то для него значило.

— А ты, я смотрю, все тот же глупый сукин сын, — продолжила она. — Когда в дверь стучат, нормальные люди не сбегают и не натравливают на гостей орлов.

— Здесь именно так и делают, — проворчал Драшер.

— Почему ты так живешь, Валентин? — Макс подняла брови. — В этой помойке. Один.

— Ну, как бы странно это ни звучало. на Гершоме для квалифицированного магоса биологис очень немного работы, за которую кто-то был бы готов заплатите, — сказал он. — С этим фактом я вынужден мириться уже, давай-ка посчитаем, двадцать четыре года и очень хотел бы о нем знать, когда, будучи молодым ученым с блестящими перспективами, согласился провести исследование локальной планетарной фауны и в итоге застрял тут до конца своих…

— Не начинай, — перебила Макс.

Драшер замер с открытым ртом, готовый продолжать, но увидел выражение ее лица. Она уже много раз слышала от него эту тираду, исполненную жалости к себе. Магос прокашлялся.

— И похоже, — уже тише продолжил он, — я — не самая приятная компания. Поэтому мое отшельничество — лучше для всех. Как-то раз мне сказали, что я буду счастливее в одиночестве. Или что я сделаю других счастливее. Я не очень хорошо помню. В тот день было много крика и хлопающих дверей.

Макс вздохнула и отвела глаза.