Ученый не ответил, и на некоторое время воцарилось молчание, нарушаемое лишь стуком клавиш и гудением терминалов контрольного поста.

– Ну а ты-то куда сейчас? – Лавров в свою очередь вопросительно кивнул на кейс.

– Как куда? К старым и больным, чтобы принести им надежду и вернуть к жизни! – Поняв, что коллега не оценил его шутку, Брагин продолжил: – Везу доработанные «Воды Рубикона» верхушке «Обсидиана». Мой вертолет отбудет через двадцать минут и унесет меня куда подальше от этого гниющего города. Когда все случится, я буду с остальными в защищенном бункере потягивать шампанское и смотреть на новую зарю человечества из-под тысячи тонн стали и бетона. Только представь все это – Зоны, возникающие посреди мегаполисов, моря и океаны, превращающиеся в котлы аномальной энергии, раскаленное небо и измененная земля. Мир, который мы строили столько лет, наконец-то в одном шаге от нас. Осталось лишь протянуть руку!

Брагин запнулся и кашлянул.

– Прости, увлекся, – усмехнулся он и подал профессору ладонь. – Ну, мне пора, приятно было работать с тобой, даже несмотря на все наши разногласия.

Лавров помедлил, но затем все-таки ответил на рукопожатие.

– И мне, – признал он. – Слушай, последний вопрос. Что мне делать с Хоффом? Я не получал никаких инструкций на его счет.

Брагин почесал затылок. Казалось, ученый застал его своим вопросом врасплох.

– Я отправлю людей прервать его страдания, – наконец ответил Алексей. – Он выполнил свою роль и больше не представляет пользы. Так что мы даже окажем ему услугу – убить его сейчас будет гуманнее, чем то, что ждет его впереди, если он останется в живых. Та тварь…

Резкий вой сирены прервал рассуждения Брагина. Под потолком замигали красные лампы, а интерком ожил.

– Доктор Лавров, у нас чрезвычайная ситуация, – доложил сквозь треск помех безынтонационный голос кого-то из охраны комплекса.

– Слушаю. – Ученый наклонился над пультом управления, а Брагин недоуменно поднял бровь.

– Системы дальнего сканирования обнаружили многочисленные движущиеся цели. Незарегистрированные транспортные средства приближаются к базе по земле и воздуху.

– Откуда? Сколько их? – Лавров насупился, глядя на то, что едва ли половина от всех контейнеров была погружена.

– Секунду, совмещаю данные со сканеров. Похоже, что они движутся… со всех сторон!

* * *

Песчанику часто приходилось убивать. И в Зоне, и на Периферии, и в жизни до клейма сталкера. Он не мнил себя хорошим человеком, но и не особенно тяготился грехами прошлой жизни, считая, что прятаться от длинных рук правосудия в брошенном городе, заполненном аномальной чертовщиной, это уже и есть его персональный ад. И здесь он вновь убивал. Мутантов. Перед смертью они рычали или загнанно ревели. Сталкеров, зомбированных псионическим воздействием Выплесков. Те перед гибелью лепетали что-то бессвязное и блаженно улыбались, при этом все еще норовя всадить тебе пулю в лоб из оружия, зажатого в окоченевших пальцах. И конечно же, других людей. Те умирали по-разному: вскрикивали, хрипели, иногда плакали, а иногда успевали выплюнуть в лицо последнее проклятие. Но никогда в жизни ему еще не доводилось сражаться против тех, кто умирал молча. Бойцы «Обсидиана» не разговаривали. Не выкрикивали оскорбления. Не рычали от ярости, вдавливая спусковой крючок автомата. Когда у них кончались боеприпасы, они выхватывали ножи и бросались врукопашную, вновь не произнося ни слова. И так же безмолвно они умирали. Просто падали на землю, как тряпичные мешки или марионетки, у которых обрезали нити. А их товарищи не обращали на это ни малейшего внимания. Только четко и слаженно меняли позиции, чтобы прикрыть образовавшуюся брешь. Казалось, что против сталкеров воюет единый механизм, не знающий ни жалости, ни страха, ни сомнений. И от этого, Песчаник вынужден был признаться в этом самому себе, становилось действительно жутко.