– Когда радиомаяк твоей кожи передал сигнал бедствия, были опасения, что тебе пришел конец в Йиши. Но я-то знал, что это не так. Мы оба знаем, что тебя ждут великие дела, Киоши-сан.
Рукой в перчатке Сятей-гасира провел по металлическим перилам кровати, и от скрежета у Кина заломило зубы.
– Но кёдай «Сияющей славы» сообщил мне, что ты был наг, когда его войска обнаружили тебя. Ты был без кожи. В обществе девушки-хаданаси.
– Огонь, – Кин тяжело сглотнул, – повредил мою кожу. Пришлось ее снять – это было неизбежно, Сятей-гасира.
– Это прискорбно, Киоши-сан. – Сятей-гасира мотнул головой, и идеальные застывшие черты исказились пугающими тенями в красных отблесках. – Компрометация. Потеря доброго имени. Твоему отцу было бы стыдно увидеть, как его благословенное дитя упало так низко. Я рад, что он не дожил до этого дня. За такие проступки наказывают. Даже таких сятеев, как ты. В назидание другим сятеям. Тебя ждет наказание.
Кин глубоко вздохнул, пытаясь успокоить сердце, пытавшееся вырваться из груди.
– Я понимаю.
– Но наказание может быть смягчено милосердием. Возмездие за твое преступление может быть уменьшено благодаря твоему сотрудничеству.
Кин уже знал, что они попросят. На самом деле это была не просьба – это был приказ. И выбора у него не было. Он глубоко вздохнул, пытаясь вспомнить вкус чистого дождя, ощущение прохладного горного бриза на лице, черный шелк ее волос, струящихся на ветру. Затем он с трудом произнес слова, которые ему совсем не хотелось произносить.
– Что я должен сделать, Сятей-гасира?
– Девушка, с которой тебя нашли. Та, что приручила арашитору.
– Хай?
Нависающая над ним фигура наклонилась ниже.
– Расскажи мне все, что знаешь.
27. Аромат глицинии
27. Аромат глицинии
Тюрьма была вонючей выгребной ямой с жирными каменными стенами и затхлым воздухом. Забытая дыра, в которую правосудие Кигена всыпало преступников, оставшихся в живых после битв на арене или ожидавших казни – жалкие счастливчики. Крошечные камеры с чугунными решетками и сгнившей соломой на полу были набиты должниками и убийцами, мелкими воришками и бандитами. Ни солнечного света. Ни воздуха. Черствый хлеб, черная вода и голый камень вместо подушки.
Охранник у ворот бросил один взгляд на Хиро в золотой накидке, в шипящих и лязгающих доспехах о-ёрой, достал ключи и открыл ворота в тюрьму. Он двинулся вперед по сырому коридору, покачиваясь и оглядываясь через плечо каждые несколько футов, будто хотел убедиться, что они все еще следуют за ним. Он вел их вниз по извилистой лестнице в вонючую тьму. Свет факела в руке охранника распугивал мелких крыс, разбегавшихся из-под ног в разные стороны. Более крупные особи с хвостами толщиной с большой палец Юкико застывали на месте и вызывающе визжали. В одной из камер лотосовые мухи, жужжа, копошились в зловонном трупе. Юкико прикрыла рот и отвела глаза.