Охранник остановился в глубине тюремных недр, указав на дверь камеры в конце коридора. Махнув головой в сторону Хиро, он молча передал ему факел и отступил на почтительное расстояние. Юкико повернулась к железному самураю, кивнув в сторону камеры.

– Мне бы хотелось остаться с отцом наедине, лорд Хиро.

Он поклонился, вибрируя шестернями, с шипением выбрасывая дым чи.

– Как пожелаете, госпожа.

Медленно и тяжело ступая, она подошла к камере с высоко поднятым факелом. Сердце ее разорвалось от жалости, когда она увидела в клетке бледную сгорбленную фигуру, облаченную в рванье с пятнами рвоты. Серая землистая кожа, покрытая каплями пота. Тело дрожит и корчится в судорогах из-за отсутствия лотоса. Зубы стучат, подбородок прижат к груди, руки сложены на коленях – полностью погружен в собственный ад.

Юкико подошла ближе, но он даже не шелохнулся при приближении света.

– Отец? – рыдание замерло у нее на губах, горло перехватило.

Она опустилась на колени перед дверью камеры, закрепив факел между решетками. Блики света поползли по татуировкам Масару, и девятихвостый лис, казалось, затанцевал среди теней. Она протянула руку между прутьев, желая дотронуться до него. Из отхожего ведра в углу пахло так, что ее чуть не вырвало.

– Отец, – повторила она громче.

Он медленно поднял голову и прищурился на свету. На лицо грязными пучками свисали седые волосы. Сквозь маску отчуждения пробились признаки узнавания. Глаза его раскрылись, он моргнул и слегка приподнялся.

– Юкико? – прошептал он, подползая к ней по грязным камням. – Господь Идзанаги, забери меня к себе. Это и правда ты? Или еще одна галлюцинация?

– Это я, папа, – и хотя слезы ручьем катились по щекам, она попыталась улыбнуться, сжимая его руку между решетками. – Это я – твоя Ичиго.

Лицо его вспыхнуло от радости, поборовшей боль и засиявшей в глазах.

– Я думал, ты погибла!

– Нет, – она сжала его руку. – Я спасла его, отец. Арашитору. Он здесь, со мной.

– О боги…

– Где Касуми? Акихито?

– Ушли, – он покачал головой и опустил взгляд. – Я приказал им бежать, пока мы не дошли до городских ворот. Я знал, что гнев Йоритомо будет ужасен. Ямагата…

– Я знаю. Знаю, что Йоритомо сделал. С Ямагатой. С нами. Я все знаю, папа.

Он поднял взгляд, и в глазах у него был страх. Лицо, покрытое глубокими складками у рта и морщинами у глаз, выглядело растерянным. Темные борозды на сером камне, шрамы мучительной тайны, которую он хранил годами, – вот чем были его морщины. Утопить боль в дыме лотоса, искать забвения в кабаках и игорных притонах, надеясь, что когда-нибудь всему этому придет конец. Попытка укрыться от тайной боли, грызущей внутренности, шепчущей угрозы в темноте. Секрет, который теперь знала и она.