Глава 36. Дочь Ночи

Глава 36. Дочь Ночи

Поняв, что понятия не имеет, какая из кают отведена ему для ночлега, Перрин решил наугад заглянуть в несколько из них. Во всех каютах было темно, и в каждой оказалось по двое пассажиров – они спали на узких койках, установленных вдоль противоположных стен. Кроме одной – там был Лойал. Он сидел на полу, едва поместившись между двумя койками, и при свете подвесного фонаря что-то писал в своей записной книжке в матерчатом переплете. Огиру хотелось поговорить о событиях прошедшего дня, но Перрин – у которого челюсти едва не скрипели от усилий сдержать зевоту – полагал, что судно к этому времени пробежало достаточно далеко вниз по реке, чтобы можно было уснуть в безопасности. И спокойно видеть сны. Даже если волки и попытаются, они не смогут долго бежать вровень с судном, подгоняемым длинными веслами и течением.

Наконец он нашел каюту, которую и решил занять, – вполне по нему, в ней никого; впрочем, не было и окна. Перрину хотелось побыть одному. «Совпадение имен, только и всего, – думал он, зажигая фонарь, встроенный в стену. – Как бы то ни было, ее настоящее имя Заринэ». Но скуластая девушка с темными раскосыми глазами недолго владела его мыслями. Он положил лук и прочий скарб на узкую кровать, набросил на них плащ и уселся на другую кровать, собираясь стащить сапоги.

Илайас Мачира сумел остаться человеком, пусть и связанным с волками, но при этом не сошедшим с ума. Обдумав все сначала, Перрин пришел к выводу, что Илайас жил так годами и вряд ли часто встречал людей. «Он хочет так жить, во всяком случае, он принял такую жизнь». Но это не решало проблемы. Перрин-то не мог так жить, не хотел с этим мириться. «Но когда у тебя есть кусок металла, из которого нужно сделать нож, ты берешь его и делаешь нож, даже если тебе больше нравится топор для рубки леса. Нет! Моя жизнь больше куска железа, из которого можно выковать что угодно!»

Очень осторожно Перрин потянулся мыслями к волкам, стараясь ощутить их своим сознанием, – и ничего не почувствовал. Да, было слабое ощущение волков где-то вдалеке, но оно исчезло, когда он потянулся к ним. Впервые за столь долгое время он был один. Благословенно один.

Задув фонарь, Перрин впервые за многие дни лег. «Как же, Света ради, Лойал сможет здесь улечься?» Все бессонные ночи накатились на Перрина, истощение сделало его мускулы вялыми. У Перрина мелькнула мысль, что он все-таки ухитрился выбросить из головы айильца. И белоплащников. «Светом покинутый топор! Пусть я сгорю, но никогда не хотел бы видеть его», – было его последней мыслью, перед тем как он провалился в сон.