И зыркнул на меня этак с намеком, типа, фиг ли сидишь? Пришлось поднимать зад со стула и перемещаться к трибуне.
Немного собравшись с мыслями, я окинул взглядом притихший зал, выдохнул, и окунулся в привычную стихию публичного доклада:
— Приветствую вас, господа! Мистер Деррик охарактеризовал вас всех, как выдающихся специалистов своего дела. Специалистов, не боящихся трудностей. Специалистов, не бегущих от вызовов. А что я могу сделать для вас, естественно, помимо достойной оплаты? Хороший вопрос… я бы даже сказал, челлендж! И я его принимаю, потому что могу дать вам главное — вызов! Здесь и сейчас вы присутствуете при зарождении абсолютно новой сферы деятельности для всего человечества, освоившего космос — мы с вами совершим революцию в спасении людей и грузов из подпространства! Это нереально трудно, но и в то же время захватывающе интересно! Мы новые пионеры, но не Дикого Запада, а дикой стихии — самого континуума! Вернее, сразу двух! И каждый из вас войдет в историю, потому что все мы и каждый по отдельности стоим у истока… истока чего-то большого и значительного… я бы даже сказал, великого дела! И я рад разделить со всеми вами бремя ответственности…
-//-
Хорошо все-таки дома, то бишь в персональной каюте на «Спруте», если быть точным. А еще точнее — в постели под одеялом, да еще и с теплой Лизкой под боком. Ну а приятная расслабленность после известного дела вообще превратила тело в кисель. Лежал бы да лежал так. Возможно, до скончания времен…
— Скоро там твой Ценкер припрется? — безжалостно разрушила грезы благоверная. — Одеваться надо.
— Лежи, Ценкер подождет, не барин.
Что характерно, даже не соврал — поскольку бывший корветтен-капитан уже хрен знает сколько лет числился мертвым, личное дворянское достоинство он не утратил, а вот всех имущественных прав лишился окончательно и бесповоротно. Можно, конечно, пободаться в суде, но пример леди Рокуэлл на возможный исход намекал более чем прозрачно.
— Ценкер — да. А он? — Лизка многозначительно закатила глаза, намекая на предстоящий вскоре не самый простой в моей жизни разговор. Пусть и по дальней связи, но все же. — Все, хорош валяться.
— Ладно, ночью наверстаем, — нехотя сел и я. — Как у вас дела с понтонами?
— У Борисыча спроси, — усмехнулась Бетти, прыгая на одной ноге и засовывая вторую в штанину комбеза. — Он же у нас главный по буксирчикам!
— Спрашивал.
— И?..
— Ругается. Причем матом.
— Это он от осознания ответственности, — вступилась за дядьку любящая племянница. Вжикнула молнией, разгладила складки характерным жестом, и успокаивающе улыбнулась: — Не грузись, все в норме. Завтра можем отправляться.