– Ты уверен?

– Так точно…

– Окей. Обратный отсчет от десяти… Десять…

* * *

На счет «один» – сержант вышел из-за укрытия, которым он избрал небольшой грузовичок с самосвальным кузовом – по его расчетам легированная сталь самосвального кузова должна была хоть как-то защитить его от пули пятидесятого калибра, если дойдет до этого…

Сознательно играя роль приманки – он дал очередь вдоль улицы. Ушел за машину. Он знал, что громовая очередь триста тридцать восьмого не может не привлечь внимания снайпера, потому что это один из немногих типов оружия, которое реально могло ему угрожать. В Афганистане моджахеды боялись и как огня – этот пулемет мог залить позицию моджахедов относительно точным и действенным огнем с полутора тысяч – вдвое, а то и втрое больше того расстояния, на котором предпочитали работать снайперы моджахедов…

– Видишь его?

– Нет, сэр.

– Окей еще раз…

В эту секунду – у него было четкое понимание, что пристрелят либо его, либо того снайпера…

* * *

Мексиканский снайпер проиграл. В этой жестокой и честной игре, где каждый ставил на кон свою жизнь, он проиграл. Польстившись на пулеметчика – он не заметил снайпера, вышедшего на позицию в отеле.

Выстрела не прозвучало – он отстрелялся и убрался обратно за грузовик, прежде чем мексиканцы сумели попасть в него из своих винтовок. Зато в наушниках – плеснулся ликующий крик Олли.

– Я в него попал! Есть, сэр. В яблочко!

– Где он был?

– В одной из квартир, сэр. Я убрал сукина сына.

Сержант перевел дух.

– Окей, Олли. Теперь убирайся из отеля и пусть кто-нибудь вытащить меня из этой задницы. Угроза ликвидирована…

* * *

Дальнейшее… спрессовалось в череду вспышек, грохота, сосущего страха и звериной ярости. У них в Стане был парень… он сделал себе татуировку Stay calm and return fire, оставайся спокойным и продолжай стрелять. Этот парень был… словно каким-то ледяным королем… даже в самой страшной перестрелке, когда башка трещит от свежеполученной контузии, ни хрена не видно из-за поднятой взрывом пыли и в этой пыльной тьме летят пули, он оставался спокойным, стрелял, перезаряжал, снова стрелял, оттаскивал раненых под защиту укрытий… и все то делал с каким-то выражением отсутствующего спокойствия на лице, с таким, с каким бы он, к примеру, сидел на веранде французского особняка девятнадцатого века в Луизиане и потягивал плантаторский пунш… чертов южанин, он просто наслаждался всей этой хренью, огненными трассами и летящей во все стороны сталью. Нолан так не мог, он все же был живым человеком, за несколько туров в зону боевых действий он стал как раз тем профессионалом, который боится смерти только потому, что не раз ее видел и знает, как она выглядит. Но сейчас… все спрессовалось в этих минутах, минутах прорыва по улицам Сьюдад-Хуареса, и мысль была только одна. Выжить. Выжить не вообще – а сейчас, сию секунду, в следующую минуту, в следующие пять часов. Не пропустить гранатометчика, стрелка, еще какую-нибудь хрень, угрожающую твоим сослуживцам и лично тебе. Просто выжить…