– Должно быть, пушечное ядро попало в одну из этих симпатичных дымовых труб. Печальная утрата для потомков…

Он смахнул пару крошек штукатурки с плечевого доспеха. Как там это слово – оплечье? Нараменник? Он все время забывал.

– Ваше величество! – пропищал Горст. – Вам следует ретироваться!

– Глупости, полковник! Здесь только-только начинается хоть что-то интересное.

Разумеется, это было нелепым притворством с его стороны. Что-то интересное уже давно превратилось в полный кошмар и явно не собиралось превращаться обратно. Но зачем присутствовать при историческом сражении, если не собираешься выдать хоть одну героически-невозмутимую реплику?

Он отодвинул лорда Хоффа в сторону, давая дорогу носилкам, которые тащили коренастый мужчина в забрызганном кровью переднике и запыхавшаяся женщина с налипшими на лоб, пропитанными потом волосами.

– Молодцы! – крикнул он им вслед. – Так держать!

Вопреки логике, Орсо не чувствовал совершенно никакого страха. Фактически сейчас он боялся гораздо меньше, чем обычно. Бывали дни, когда он с трудом заставлял себя явиться к завтраку, приходил в смятение перед перспективой выбора рубашки – однако тотальная катастрофа, по всей видимости, наконец выявила в нем лучшие черты.

Даже когда северяне хлынули потоком сквозь пшеничные поля на востоке, а потом войска Открытого совета пробились через сады на западе; даже когда армия Инглии приблизилась и вступила в яростную схватку с Дивизией кронпринца, а потом оттеснила ее назад; даже когда пушки мятежников принялись обстреливать Стоффенбек; даже когда по улицам поползли раненые, по всему городу запылали пожары и дым объял часовую башню, – его настроение продолжало неуклонно повышаться. Словно он оказался на противоположной чаше весов от всех остальных, и, по мере того как росли их сомнение и страх, его собственный дух взмывал в высоту.

Он надеялся, что со стороны это выглядело невероятной храбростью, хотя по ощущениям гордиться тут было нечем. Скорее всего, на самом деле это была невероятная глупость. Или невероятная самонадеянность. А может быть, храбрость именно в этом и заключается – быть настолько убежденным в собственной значительности, что начинаешь верить, будто смерть придумали не для тебя.

– Ваше величество! – завопил Хофф. Тембр его голоса был уже выше, чем у Горста. – Вам действительно необходимо ретироваться!

– Ретируйтесь сколько угодно, если хотите, – отозвался Орсо. – Я вас нагоню.

Он присел на корточки рядом с каким-то съежившимся мальчиком – это оказалось непросто в полном доспехе.

– Ну-ка, вставай. – Глаза парня, и без того круглые от страха, округлились еще больше, когда он понял, кто помогает ему подняться на ноги. – Даю тебе позволение вернуться в тыл.