– Храбрость не значит, что ты не чувствуешь страха, – проговорил он, разворачивая лейтенанта в другую сторону. – Храбрость состоит в том, что ты продолжаешь драться, несмотря на страх. Король рассчитывает на нас, ты понимаешь? Ты что, собираешься дать этим северным мерзавцам нас запугать? На нашей собственной земле? Давай-ка, возвращайся назад!

Он крепко взял молодого парня за плечо и повел к линии укреплений.

– И стой насмерть!

* * *

– Да, сэр! – пробормотал Стиллмен, на подкашивающихся ногах ковыляя обратно к позициям. – Конечно, сэр… насмерть.

Стиллмен так и собирался, стоять насмерть. И он действительно стоял, но потом как-то так получилось, что ноги сами понесли его прочь, к вершине холма. Чертовы ноги!

Он выронил свой меч, подобрал его с земли и вместе с ним ухватил горсть овечьего дерьма. А ведь он всегда так заботился о своей внешности! И вот теперь он весь перемазан глиной, забрызган грязью, а теперь еще и измазался в дерьме в буквальном смысле.

Ему всегда казалось, что он будет одним из храбрецов. Он поздравлял себя с этим еще сегодня утром, надевая мундир. Ты храбрец, Стиллмен!

А потом пришли северяне со своими кошмарными боевыми воплями и убили капрала Бланда. Убили так, что… кажется, мозги бедняги оказались у Стиллмена на нагруднике? Или это были не мозги? Его тошнило. Он даже вытошнил немного, но все ограничилось едким жжением в глубине носоглотки.

Он осмотрелся вокруг, поглядел на людей, которыми должен был командовать. Всюду царила сплошная неразбериха. Он не имел понятия, где кончалась его рота и начиналась следующая. Половина лиц были незнакомыми – или, может быть, на них было настолько безумное выражение, что они казались чужими. Грязь, кровь и оскаленные зубы. Звери. Дикари.

Потом снова послышались боевые кличи, этот протяжный волчий вой, словно вышедший из тьмы где-то за краем карты. Стиллмен похолодел с головы до ног. Нерешительно сделал полшага назад.

– Я… – пробормотал он. – Я просто…

Он что, плачет? Глаза были мокрыми. Все выглядело размытым. Кровь и ад, неужели он трус?

Вдруг он понял, что обмочился: почувствовал теплоту, распространяющуюся вниз по штанам. Гребаный мочевой пузырь! Ему можно доверять не больше, чем гребаным ногам!

Он знал, что его отец и дядья, так же как и его дед – а все они были солдатами, – смотрели бы на него сейчас с глубочайшим отвращением. На труса.

Ализ, его нареченная, чьи глаза так обворожительно блестели, когда она увидела его в мундире: что бы она подумала, увидев его испачканную дерьмом руку и темное пятно, расползающееся по штанинам?