Оглушительное «Ура!» поднялось от людей так неожиданно, что я оторопело попятилась. На секунду мне показалось, что это боевой клич, и сейчас толпа побежит в мою сторону с вилами и факелами, чтобы сжечь вампирессу. Но, приглядевшись, я поняла, что люди ликуют новому лидеру. Их лица озарились торжеством и гордостью, что присуща только человеку в моменты его душевного подъема. А кулаки поднялись вверх так уверенно, будто они уже сейчас оставили позади поле боя, покрытое трупами врагов. Я была не уверена, смогу ли я убедить других людей на городской площади, но с таким количеством последователей можно было попробовать. В любом случае, у меня уже есть три десятка человек, которые готовы идти в бой…

***

Город быстро стал моим. Вооружившись словом, толпой из тридцати голов и умными советами птицемордого, преследовавшего меня в форме ворона, я пошла на городскую площадь. Казнив глашатая, я вышла уже с сотней собственных последователей. Может, чуть больше, может, чуть меньше. На этом этапе я перестала считать, мне нужно было организованной толпой пойти дальше по церквям. Люди, паникуя и осознавая тщетность побега, не могли собраться в единое целое и встать против моей вербовки. А вот те, кто вверял свои жизни в мои… в мое что-нибудь, те становились организованной толпой. Опасной, непредсказуемой (в конце концов, ее возглавляла я — а мое лидерство было прямым подтверждением тому, что наличие главаря может делать подчиненных еще безумнее). Самое главное, люди постепенно превращались в отребье. Конечно, моему примеру они следовать не торопились — священников, последних представителей власти и прочих «шишек» по-прежнему казнила я, самыми разными способами. В конце концов, два лезвия вместо кистей добавляют огромное количество эффектных показательных казней в копилку возможностей.

Люди дарили мне удовольствие, все непочтительнее вламываясь в церкви, разнося иконы, круша церковные пюпитры и разрывая трактаты святых. Все грубее скручивая наших жертв для казней. В итоге, когда я подходила после речи для совершения убийства, приговоренные уже бывали и биты, и поломаны.

Те, кто слушали мои речи, поначалу не скрывали своего ужаса. Кто-то с отвращением уходил. Но большая часть оставалась. И когда слушатели понимали, что я предлагаю лишь бороться под моим предводительством, разрезать, крушить, уничтожать, творить власть — люди успокаивались. А потом становились злее. Наблюдая за моими показательными убийствами «слабой плоти», они понемногу забывали то, с чего все началось. Они забыли мою самую первую проповедь про божественное испытание наших сил, нашей способности защитить свои семьи. Люди превращались в озлобленную армию головорезов. Не солдаты — но бандиты, готовящиеся замарать руки в крови. Безусловно, мне бы не помешала толпа таких обученных бойцов, как Джордан. Психологически готовых к убийству и грязи. Но что греха таить — получить из перепуганных ослов и козлов толпу разъяренных животных за один вечер было неоценимо.