Михаил коснулся моего плеча. И я вздохнула.

— Ты сказал много грубых слов, — отвернувшись от окна, я села на подоконник, чувствуя, как порывистый зимний ветер взрезает кожу над лопатками. — И мне стало обидно.

— Что же не так?

Он не был чистокровным славянином. Уже давно в его венах присутствует примесь безжалостного Севера. Но все же, когда на его глаза падает свет луны, они светятся, словно сапфиры. А еще, у него ужасно спокойное лицо, источающее уверенность и непоколебимость.

— Как ты посмотришь на то, что я перережу тебе горло? — спросила я, прислонив лезвие клинка к его горлу.

Секунду он молчал. А потом — положил руку на мою голую грудь и слегка ее сжал. Улыбнулся.

— Режь, теперь умру без сожалений.

Некоторое время глядя на его теплую и добрую улыбку, я рассмеялась. Испытала и отвращение, и презрение, и… кажется, он пошутил? Как бы там ни было, смех быстро иссяк.

— Почему ты снова плачешь, Алиса? — Михаил взял меня за плечи и прижал к себе, обнимая. — Скажи. Поговори со мной.

— Ты никогда… не будешь для меня просто кормом. Даже если я буду вынуждена тебя убить, я сделаю это с сожалением. Потому что… ты единственный, кто пытается меня понять. Я привязалась к тебе…

— Так все же, ты что-то чувствуешь ко мне? — спросил Михаил.

Я, сглотнув ком в горле, усмехнулась и легонько отпихнула его предплечьем, стараясь не задеть лезвием. Мужчина отошел, глядя на меня все так же спокойно, хотя теперь — его глаза перестали светиться сапфирами, приобретя привычный мне цвет.

— Не знаю, Миша. Жизнь покажет.

Расслабив спину, я позволила себе упасть назад. Ветер яростно сжал тело, зарылся в волосы, утягивая вниз, к окровавленной брусчатке. Я летела, глядя на Михаила, высунувшегося из окна и что-то кричащего. И пыталась вспомнить, как далеко лететь до земли.

— Алиса!! — он тянул свою руку вниз, будто я могла за нее ухватиться. Будто мне было чем за нее ухватиться.

Да, у меня больше нет кистей. Я не смогу кому-то помочь не упасть. И никто не сможет помочь мне…

Туман принял в объятия, не позволив разбиться о землю.

«Ты вся состоишь из времени», — шептал Джордан в моей голове.

— Мое тело — не более, чем форма, которую приняло время… — прошептала я, выходя из тумана где-то в глубине улиц.

Эта ночь была необычайно тиха. И я поняла, что Михаил — единственный, кто мог бы сделать ее не такой одинокой.