— И много вас таких? Холиврит, поди, большой.
— Мало. Мало тех, кто еще в состоянии хотеть сбежать.
— Во-он оно что, — хмыкнул я. — Ну да, понимаю. Твари давно не лакомились человечиной.
Поправив лямку сумки, я прокашлялся. Вампиресса отпустила ворот.
— Так что, эту канализацию никто не сторожит, а?
— А зачем? — Симон говорил беззаботно. — Кто захочет топтать помои ради какого-то там города?
— Ха. Это верно.
Адель выдохнула. Довольно томно. Хотя… можно было подумать, что ее утомило нести мешок с золотыми монетами. Наверняка она устала. Алиса, хоть и была в превосходной форме, никогда не славилась большой выносливостью. Разве что, в кровати…
Послышался щелчок. Сухой и неестественный. Я усмехнулся.
— Что, Симон. Не охраняют?
Мужчина обернулся, на лице его была улыбка, но…
Люди слишком самонадеянны.
Люди слишком самонадеянны.Я видел, что рука его, единственная уцелевшая, лежала на рукояти кинжала. И, оборачиваясь, Симон уже готов был полоснуть меня, не осознавая, что сам загнал себя в ловушку.
Перед тем, как человек перед тобой достанет нож, стоит подготовиться к тому, что рука его двинется предсказуемо. Когда-то я не ожидал появления нового «слова» в споре с кем-то. Но времена шли, и я начинал смекать, что к чему.
Одной рукой схватить кулак, в котором зажата рукоять. Другой — сжать локоть. Дернуть вниз. Разломить об колено. Переложить ладонь на плечо и крутануть опешившего от боли человека. Обхватить горло, прижав тело спиной к себе.
— Ваш дружок теперь мой заложник! Либо вы впускаете нас, либо он подыхает! — закричал я, пытаясь перекрыть вопль боли.
— Не стреляйте! — Симон извивался, пытаясь вырваться, но со сломанными руками вряд ли у него могло что-то получиться.
Я сделал шаг вперед, заставляя заложника двигаться со мной. Он упирался, но это не такая уж проблема.
Что же сделает Инквизиция теперь? Выстрелит ли?