— У тебя раньше были собаки?

— Я бродяга — не аристократочка в пышном платье на диванчике. У бродяг нет псов.

— Сейчас же есть…

— Он сам увязался. Не думаю, что он мой. Собака — это ответственность. Я не собираюсь ее брать.

— Ты просто ворчун. Признай, что ты не хочешь его прогонять.

— Обычно прогоняют меня. Так что да, заниматься таким же не собираюсь.

Адель вздохнула. Положив ей руку на худое плечо, я спросил:

— Ты сама-то не хочешь есть?

— А? — вампиресса подняла взгляд, посмотрев на меня со странным выражением. — Не знаю… кажется, нет.

— Ты давно не пила кровь.

— Вроде бы… не помню, признаться. Да и нечего тут пить. Не начну же я кусать тебя. Как-то мерзко.

— Как знаешь.

Я закурил. Последняя щепотка табака. Самая, мать его, последняя. Можно было выйти в город и порыскать по домам, но было немного лень.

Глаз болел уже второй день, но я все не решался обратиться к Адель. Не хотелось ее тревожить, особенно с учетом того, что она сама голодает.

Тем более, что боль я чувствовал только когда прислушивался к ощущениям. Тогда… было так, словно у меня в глазнице небольшой пожар. И вот-вот все содержимое просто вывалится наружу.

Джордан говорил, что это глаз грифона, ему нужна кровь, похожая на мою, чтобы существовать полноценно. Не знаю точно, как это работает, но понимал, что если не выпью ничего в ближайшее время — видеть стану меньше. Вполовину.

— Что-то мне плохо, — вздохнула Адель, падая обратно на «кровать».

— А? — я глянул на нее, но ничего особенного не заметил. — Болит что-то?

— Нет… просто ничего не чувствую.

Ответ вызвал растерянность. «Ничего не чувствую? В каком смысле?» — хотел спросить, но воздержался. Только прилег рядом, внимательнее вглядевшись в ее лицо.