Светлый фон
Долгое время ему были непонятны заумные и сверхсложные манипуляции, многоструктурные комплексные конструкции, которые его раз за разом заставляли разучивать и воспроизводить. Просветление поступило на третьем году обучения, когда неприметный паланкин забрал его прямо с занятий и утащил куда-то в Верхний Город.

На самом деле, захоти Латиф того лично — в Верхний Город он бы и сам мог попасть (для его семьи получение пропуска Зелёных Ворот не было проблемой).

На самом деле, захоти Латиф того лично — в Верхний Город он бы и сам мог попасть (для его семьи получение пропуска Зелёных Ворот не было проблемой).

Но интрига была в том, что приказ выглядел вежливой просьбой. Просил его, ни много ни мало, огромный мужлан, похожий на убийцу-садиста, и предъявивший при этом ярлык из Дворца.

Но интрига была в том, что приказ выглядел вежливой просьбой. Просил его, ни много ни мало, огромный мужлан, похожий на убийцу-садиста, и предъявивший при этом ярлык из Дворца.

Когда же Латиф согласился (а попробуй откажи, если честно), гигант проводил его не к месту назначения, а к паланкину. В который тут же впрягся сам на правах носильщика, а Латиф, задёрнув занавески, с половину часа терзался догадками, что бы это всё значило.

Когда же Латиф согласился (а попробуй откажи, если честно), гигант проводил его не к месту назначения, а к паланкину. В который тут же впрягся сам на правах носильщика, а Латиф, задёрнув занавески, с половину часа терзался догадками, что бы это всё значило.

В ворота самого обычного дома их пустили без слов. Дом, кстати, домом считался именно что в Верхней части города. В квартале самого Латифа его б назвали малым дворцом.

В ворота самого обычного дома их пустили без слов. Дом, кстати, домом считался именно что в Верхней части города. В квартале самого Латифа его б назвали малым дворцом.

Паланкин опустили на землю и Латиф, чуть робея, выбрался наружу.

Паланкин опустили на землю и Латиф, чуть робея, выбрался наружу.

 

К несказанному удивлению (хотя ещё только что, казалось, сильнее поражаться было некуда), его тут же взяли в оборот две женщины, одну из которых он бы даже рискнул назвать красивой.

К несказанному удивлению (хотя ещё только что, казалось, сильнее поражаться было некуда), его тут же взяли в оборот две женщины, одну из которых он бы даже рискнул назвать красивой.

С несвойственными правоверным повадками, они увлекли его вверх по мраморной (ну а какой ещё, в этих-то кварталах) лестнице в большой кабинет, где его ждал сервированный столик (кофе, лукум, орехи, мёд и так далее — всё, что полагается, чтоб соблюсти вежливость принимающей стороны).