Светлый фон

– Это совсем другое! Я ничего ему специально не делал!..

– Ты его избил, наверное, даже убил, и бросил тело птицам. И никому ничего не сказал. Знаешь, Снелл, если я хорошенько попрошу, па твой сам тебя мне отдаст и только рад будет, вот не дай Худ соврать.

Снелл ничего не ответил. В нем сейчас пробудился настоящий ужас. Столько ужаса, что он его переполнил, потек свозь поры и по ногам. Этот Беллам – настоящее чудовище. Ему никого не жалко. Все, что он хочет, это мучить Снелла. Чудовище. Злобный демон, да, именно демон. Беллам – это все то, что неправильно с… со всем вокруг.

– Я буду хорошим, – захныкал Снелл. – Вот увидишь. Я исправлю, я все исправлю.

Вранье, и оба это понимали. Снелл был таким, каков он есть, и это не исправить ни таской ни лаской. Внутренне такие, как он, словно заявляют всем: мы пришли в ваш мир. И нас больше, чем вы в состоянии вообразить. Знай вы, сколько нас здесь, вам сделалось бы очень, очень страшно. Мы здесь. И что вы можете с этим поделать? Снелл был таким, каков он есть, верно – как и Беллам Ном.

мы пришли в ваш мир. И нас больше, чем вы в состоянии вообразить. Знай вы, сколько нас здесь, вам сделалось бы очень, очень страшно. Мы здесь. И что вы можете с этим поделать?

Когда Беллам почти уже втолкнул Снелла в узкую дверь неприметной лавки в самом конце Кривого переулка, тот внезапно принялся упираться – он знал про это место. Он знал, что здесь…

– Что там у тебя такое шебуршится, Беллам?

– Свежачка тебе притащил, Горусс. Этого скину задешево.

– Подождите! – взвизгнул Снелл, но рот ему тут же зажала тяжелая лапа, его втащили в полумрак, где воняло застарелым потом, он почувствовал на своем лице чье-то дыхание – это великан по имени Горусс всматривался в него, наклонившись.

Подождите!

– Что, из крикунов будет?

– Хуже, тот еще мелкий засранец.

– Ничего, дурь-то мы из него скоренько повыбьем.

– Из этого – не получится. Собственную мать зарежет, просто чтоб глянуть, как кровь течет. За ним, поди, след из замученных зверушек лиг на десять тянется, в каждом соседском дворе хоть одну, да прикопал. Этот, Горусс, как раз из таких.

– Восемнадцать серебром?

– Прям звонкой монетой?

– А то.

– Годится.

Барахтающегося Снелла оттащили в заднюю комнату, потом вниз по ступенькам, в темный погреб, где пахло мочой и глиной. Здесь ему заткнули рот кляпом, связали и швырнули в низкую железную клетку. После чего Горусс удалился вверх по лестнице, и Снелл остался один.