Простаки не просты. Повредившиеся рассудком не повреждены. Они изменились. В лучшую или в худшую сторону? Подобные рассуждения не имеют смысла. В конце концов, вообразите себе мир, в котором практически любой рассудок проще, чем сам про себя думает, или же поврежден настолько, что не способен осознать всю поразительную глубину своих повреждений. Жизнь в таком мире будет продолжаться, безумие – процветать. Глупые поступки – раз за разом повторяться. Разрушительные – разрушать, и разрушать снова, без какой-либо возможности понять, что происходит. Будут множиться самые бесчеловечные преступления, и ни один палач даже не заподозрит, что сам однажды может сделаться жертвой, ни одна душа не осознает, что любые жестокости возвращаются десятикратно. Главное – насытиться сейчас, а завтрашние дети пусть голодают. Богатство только и делает, что обещает защиту от угроз злобного и жадного мира, и всякий раз забывает исполнить свои обещания, столкнувшись со смертельной болезнью, или предательством, или бушующими революционными толпами. Богатство не желает понять, что само же и создало ту жадность, которой боится, что она есть токсичный отход его собственного достославного возвышения. Вообразите себе такой мир – впрочем, не стоит беспокоиться. Лучше пожалейте бедного глупого Чаура.

Который вдруг взорвался – без малейшего предупреждения. Мирные мысли повышибало из голов идущих по обе стороны стражников могучими кулачными ударами, оба отлетели в стороны. Смутное ощущение чего-то пошедшего не так успело впрыснуть в кровь ближайшего из оставшихся стражников первую дозу тревожной химии, но Чаур уже ухватил его за шею и пояс, чтобы швырнуть направо, в удобно неподвижную каменную стену. Офицер и последний стражник тем временем разворачивались, чтобы противостоять непонятной еще угрозе, и Чаур встретил их улыбкой. В левой руке он держал за ушко тяжелую амфору, которую только что подхватил с прилавка, и этот объект он направил навстречу офицеру. Полетели черепки, дождем посыпалось зерно, посреди всего этого глухо рухнуло тело. Оставшийся стражник, что лихорадочно пытался сейчас вытянуть меч и уже разинул рот, чтобы поднять тревогу, в последний сознательный миг увидел перед собой широкую улыбку Чаура – простак, широко размахнувшись, нанес ему могучий боковой удар, погнувший шлем и сорвавший его с головы. Обливаясь кровью из виска и уха, стражник свалился на землю – живой, но признавать данное обстоятельство временно не готовый.

Чаур же развернулся к Баратолу с таким довольным и счастливым выражением на лице, что кузнец, неспособный вымолвить ни слова, лишь в ужасе уставился на него.