Он скачет дальше.

Я подарю тебе мое дыхание, мой милый. Возьми.

Держи мое, как я держу твое. Поверни назад.

Резчик снова трясет головой.

– Ты оставила меня.

Нет, я дала тебе выбор. И выбор остается. Любимый, у тебя осталось место, куда ты можешь вернуться, когда будешь готов. Найди меня. Разыщи меня.

– Сначала это.

Возьми мое дыхание. Но не туда, не туда.

– Слишком поздно, Апсал'ара. Всегда слишком поздно.

Душа не знает большей муки, чем вдох, начавшийся с любви, а кончившийся горем. Но есть и другие страдания, их много. Они появляются по своей воле, и жить среди них значит не понимать ничего.

Кроме, пожалуй, одного. В любви горе – это обещание. Это верно, как Худов кивок. Будет много садов, но этот последний очень тих. Он не для любовников. Не для мечтателей. А только для одной фигуры, которая стоит, одинокая, во тьме.

И делает один только вдох.

Глава двадцатая

Глава двадцатая

Каменные лица, и никто не смотрит на Нимандра. Для них его горе – слишком холодное, слишком странное. Он не проявил особого потрясения, ужаса, волнения. Принял известие о ее смерти, как командир выслушивает доклад о гибели солдата; и лишь Араната – в краткий миг прояснения – только кивнула ему с мрачным одобрением.