Неестественный дождь добрался до этого сломанного, наполовину разбитого леса. Старые траншеи и уступы почернели от слизи, обломки стен напоминали гниющие кости и зубы, как будто с холма содрали плоть, обнажив гигантское изуродованное лицо, которое бессмысленно улыбается в серо-бурое небо.

Двое бывших «мостожогов» смогли отыскать двадцать детишек, из которых четверо были при смерти, не весили практически ничего и свисали в руках как куклы. Мужчины всю ночь носили детей в траншеи и в туннели, где можно было укрыться от гнусного ливня. Они наворовали одеял, еды и чистой воды в кувшинах.

Когда Крысмонах подошел ближе, Штырь поднялся, чтобы помочь ему перебраться через край. Истощенные девочки висели, как соломенные чучелки, головы болтались; Крысмонах передал их по очереди Штырю, который пошлепал по залитой грязью траншее.

Крысмонах наклонился лицом вниз, чтобы уберечь от дождя глаза и рот, и принялся глубоко дышать.

Жизнь солдата приучает к тяготам и лишениям, они становятся привычными, как пара протекающих кожаных сапог. Так почему теперь все иначе?

В туннеле раздался плач, а потом зазвучал голос Штыря – успокаивающий и ободряющий.

Боги, как же Крысмонаху хотелось заплакать.

Иначе, все совершенно иначе.

– Солдаты, – пробормотал он, – бывают разные.

Долгое время он был солдатом, наелся досыта и просто ушел. А теперь явился Штырь, взял его, вывернул наизнанку и превратил в совсем другого солдата. И этот солдат казался правильным. Таким как нужно. Он понятия не имел…

Крысмонах посмотрел на подошедшего Штыря.

– Давай на этом и остановимся, Штырь, – взмолился он. – Пожалуйста.

– Я хочу вонзить нож в рожу Градитхана, – прорычал Штырь. – Хочу вырезать его черный язык. И затащу эту сволочь сюда, чтобы все эти крохи видели, что я с ним сделаю…

– Только попробуй – и я сам тебя убью, – пообещал Крысмонах, оскалившись. – Они и так насмотрелись всякого.

– Они должны увидеть отмщение…

– Они увидят не отмщение, – сказал Крысмонах, – а только прежний гребаный ужас, прежнюю безумную жестокость. Ты хочешь отмщения, так сделай по-тихому, Штырь. Там, внизу. Только не жди помощи от меня – я не участвую.

Штырь уставился на него.

– Что-то ты другие песни запел, Крысмонах. Вчера ночью ты талдычил, как мы прижмем его и дадим хороших…

– Я передумал, Штырь. Из-за этих крох. – Он подумал. – Из-за тебя, потому что ты заставил меня сделать то, что мы сделали. – Он хрипло рассмеялся. – Прикинь, я чувствую… искупление. Правда, забавная ирония, а, Штырь?

Штырь медленно прислонился спиной к стенке траншеи и сполз вниз, усевшись в грязь.