Он смотрел на неё с хитрым прищуром, словно ожидая подвоха в её действии. Но по своему характеру он не привык и не любил бегать от чего-либо.

И поэтому, вглядываясь в её чёрные глаза, горящие заманчивым и восхищённым блеском, Рощин решил ничего не скрывать.

Каминская понравилась ему, а это уже редкость для него. Чтобы представитель женского пола, с чёрными как смоль, цыганскими глазами, да ещё и журналистка с пылким, страстным нравом, она?

– Да… Именно так, и будь что будет. Главное, чтобы не мешало основному делу, – произнёс Рощин и лёгким движением подхватил и слегка потянул к себе подбородок Каминской. Она покорилась и закрыла глаза. Он страстно поцеловал её в губы, провёл рукой по чёрным волнистым волосам и после как ни в чём не бывало извернулся назад и легонько дернул Громма за рукав куртки.

– Иммануил, друг мой сердечный, проснитесь… Мы уже прибыли, дальше пойдём пешком.

Громм открыл сначала один, а затем и оба глаза. Посмотрев на Каминскую и Рощина с некоторым удивлением, он словно пытался вспомнить их лица. Скоро тучка неизвестности испарилась с его лица. Он улыбнулся, и его глаза стали небольшими щёлочками как у японского нэцкэ.

Он открыл дверь и с гибкостью пантеры вышел из машины.

Достав из багажника его массивный рюкзак и надев на себя, Рощин, не принимая возражений, сказал:

– Прошу, дайте мне вспомнить, каково это…

Он подстроил под себя лямки, взглянул на часы и нахмурился.

– Время…

Они пошли в сторону леса. Каминская села обратно в машину и некоторое время следила за ними, после чего уехала.

* * *

– Кто для вас эта прекрасная особа? – начал разговор Громм, осматривая голые, спящие зимним сном деревья.

Рощин стал отвечать, но вдруг остановился.

– Честно, я и не знаю…

Он посмотрел на своего собеседника тем взглядом, каким смотрят сыновья на уважаемых отцов, и увидел еле заметный смешок, застрявший у того в уголках губ.

И на выдохе ответил:

– Судьба…

Затем, успокоившись, добавил в привычной для себя манере: