– Не было других. Да и какая разница? Они хотят, чтобы ты работал на них.

– А я не хочу…

– Вот видишь, – сказала девушка, и в ее голосе проступили нотки ужаса и восхищения. – Именно ты хочешь определить порядок нового мира, стать его хозяином и вождем человечества.

– Не просил я об этом.

– Ты ведь сам говорил про предопределенность.

– Я бы такое не выбрал. А впрочем, неважно.

Я отвернулся от девушки, разглядывая цифры на будильнике.

– А это действительно так? – осторожно поинтересовалась она.

– Не буду настаивать. Но, когда цепь событий выстраивается по вполне определенному вектору, есть о чем задуматься. Двигаясь по направлению, я удачлив и силен.

– Иван Андреевич, а может, ты не будешь ограничиваться общими фразами?

– Тебе фактов надо, мяса, – вдруг разозлился я. – Да пожалуйста. Когда меня выписали из госпиталя, я доходягой был. Тяжелая контузия от взрыва, повреждения от пуль и осколков. Такая вот цена у игры в героя.

Меня в кресле возили. Сначала даже кресла не было. По всем инстанциям мать с отцом бегали. А их отфутболивали. Ну, знаешь, что положено, на то наложено. И сколько нужно иметь сил, чтобы это выцарапать. Ладно, не буду грузить реалиями социалистического государства.

Я был молодой, горячий. Стремился вернуться туда, снова воевать. Свято верил в науку, выполнял все назначения. Отец выпрашивал у врачей системы реабилитации. Но чем больше я старался делать упражнения, тем хуже мне становилось.

С Евгением Санычем мать познакомилась вроде бы случайно. Он забежал перед электричкой в гастроном на Дорогомиловской. Увидел маму, разговорился и вместо Апрелевки с авоськами пошел к нам домой. Теперь я понимаю, что дед, безвылазно живущий в пригородном поселке, не имел никаких шансов пересечься с женщиной из Перово.

Все словно было частью некоего плана. Саныч мужик рисковый, но отнюдь не безбашенный. В те годы власть очень болезненно относилась к нетрудовым доходам, а уж всякого рода «шарлатанов» за частную практику наказывали крайне жестко. Потом он как-то признался, что накануне ему был знак свыше.

После небольшого облегчения от травяных сборов и прочих снадобий мне стало совсем плохо. Отец хотел Саныча сдать со всеми потрохами. Впрочем, это совсем другая история.

Мы недоумевали, отчего он, как сейчас бы сказали, травник и экстрасенс высшей категории, не может справиться с таким легким случаем.

Узнав, что я отмечаю крестиками дни болезни на календаре и намечаю, к какому празднику должен вернуться в часть, он схватился за голову и забористо, от души, выругался матом. А ведь культурный был дед, деликатный. Если не знать, что Евгений Саныч попробовал и сталинских лагерей, и фашистских, прошел финскую, отечественную и японские войны, он сошел бы за рафинированного интеллигента…