– Идиллия, – заметил я.

– Волков, что ты творишь? – поинтересовался Васька, из темноты разглядывая происходящее на улице.

– Не внушай мысли, наводи состояния. Работает беспроигрышно.

– Я не про то. Ведь сам говорил, как это опасно.

– Да, – ответил я. – Набирают понемногу дозу. Если выживут, точно вурдалаками станут.

– А мы?

Вопрос был резонным.

– А что мы? Выживем – исправим. Не выживем – какая разница. Я их минут двадцать погрею, потом переключу. Будьте готовы.

– Хорошо.

Оператор биолокатора, матерясь на наводки, определял положение спецназовцев.

Я обернулся назад, проверяя, стоит ли сзади Аня с заряженным джаггернаутом. Наконец с некоторым внутренним содроганием я запустил новую цепочку сигналов.

В мгновение все изменилось. Тревожная ночь, холод, внутренний, идущий от костей страх и веселая боевая злоба в голове.

На публике за оградой, непривычной к энергетическим стимуляциям, смена режима сказалась очень резко.

Вдобавок я высунул в окно воронку мегафона и крикнул:

– Разбегайтесь, сейчас рванет. Кто хочет жить – ныряйте в снег!

После этих слов началась драка с конвоем. У солдат вырывали оружие и топтали ногами. Стали раздаваться очереди. Расслабившиеся танкисты трех экипажей так и не добрались до своих машин. Остальные принялись утюжить и расстреливать тех, с кем только что обнимались и пели.

Я прицелился и нажал на гашетку. Кроссполяризатор штатно затенился, спасая глаза от вспышки. Меня поддержали остальные. В быстром темпе мы отстреляли два десятка зарядов. Световой шторм разодрал пространство вокруг.

Волны пламени залили окрестности. Снег превратился в горячий пар, за стенами загорелось все, что могло гореть. Плавился металл, крошился бетон.

С треском сложились многоэтажки, рванул боезапас плавящихся танков. Стрельба и взрывы перемежались с истошными криками горящих заживо и треском рушащихся конструкций.

Вместе с военными термические волны жгли гражданских из заслона. Я был почти рад тому, что фильтр не дает возможности видеть происходящее во всех подробностях.