Обнял, погладил по нежной щеке. Сцепил зубы, боясь разрыдаться. В горле застрял твердый ком, земля ушла из-под ног. Комната закружилась вокруг, свет и тени смазались. Часто закапали слезы. Оставляли на коже горячие дорожки, падали на ее лицо. В душе лишь пустота и боль.
– Саша! – позвала она.
– Я тут, – прошептал я. – Тут. Все будет хорошо.
Соня повернула голову, отблески скользнули по лицу. Губы разбиты, нос распух. Кожа грязная, исцарапанная. Вместо глаз – запекшиеся раны. Уродливые и страшные. Кожа вокруг сожжена, обуглена. Брови частично выгорели. Из глазниц сочилась кровь, редкими каплями сбегала по щекам. Казалось, девушка плачет.
– Саш, уйдем отсюда, – сказала ведьма. – Мне страшно. Тут… слишком светло. И люди… плохие.
– Конечно, дорогая, – прохрипел я.
– Ты плачешь?..
– Нет, родная, – соврал я.
– А я почему-то не могу… больно. Пойдем.
– Пойдем, – согласился я.
Обнял девушку, прижал к себе. Вытер слезы и встал на колени. За спиной почудилось движение. Я обернулся, увидел Вадима. Лицо друга темнее тучи, глаза метали грозные молнии. Избит и изможден, но еще силен, идти сможет.
Вадик мотнул головой, поморщился. Я кивнул, скрипнул зубами. Да, пора уходить. Здесь больше нечего делать.
Оставшиеся в живых «храмовцы» стояли у выхода, переминались с ноги на ногу. Пытались смотреть куда угодно, но не на меня. Один держал пистолет охранника, двое других отыскали толстые стальные пруты.
Лед поглотил пламя, в душе возникла черная дыра. В алчущую глотку засасывало эмоции, чувства. Словно в полусне я взял девушку на руки, встал и пошел к выходу. Спецназовцы метнулись дальше по коридору, забежали в другие камеры. Через минуту в коридоре показались знакомые лица молодых магов. Ребята ошеломленные, слабые. Помогали друг другу. Тех, что без сознания несли на руках. Кое-кто пытался задавать вопросы. Но Вадик грозно цыкнул, махнул рукой – за нами. Маги послушались.
Мир застлала горючая мгла. Я моргнул. Бережно, боясь доставить боль, понес Соню к выходу. Осторожно поднялся по лестнице, побрел по коридору. Рядом шел Вадим. Помогал, поддерживал. И молчал. Любые слова излишни.
«Храмовцы» умчались вперед, расчищали дорогу. Я слышал крики, удары и бешеную стрельбу. Сломленные духом Посвященные разбегались, сопротивлялись лишь единицы. Но таких бойцы уничтожали быстро и безжалостно. Спустя минуту вернулись лишь двое. Один прижимал руку к ране на животе, пошатывался. Тускло улыбнулся, сплюнул кровью и кивнул – путь свободен.
Коридоры застилала дымовая завеса. То тут, то там трещало пламя. Стены содрогались. С потолка сыпалась пыль и штукатурка. Где-то вдалеке раздавался грохот обвалов, стон перекрытий. Вызванные мной из неведомых глубин алые щупальца разрушали дом. Скоро от особняка останется лишь груда камней.