Он так сосредоточился на собственных мыслях, что не услышал звука приближающихся шагов. Дверь со скрипом отворилась, и внутрь вошел Лука.

– А ты, смотрю, неплохо устроился, – скользнув по Малахии ленивым взглядом, сказал он.

– Не жалуюсь.

Драгомир не ответил.

– Что такое? – не поверил Малахия. – Даже не попытаешься восстановить свое словесное превосходство?

– Сделай милость, помолчи.

Склонив голову к плечу, Малахия с интересом наблюдал, как Инкарнат Черной дыры устраивается на полу у противоположной стены. Расстегнув две верхние пуговицы рубашки, Лука прислонился затылком к холодному камню и закрыл глаза. Он не только странно вел себя, но и выглядел иначе – уставшим и расстроенным, словно привычная броня вдруг дала трещину. В этот момент он казался удивительно юным по сравнению с самим Малахией. Упиваясь ненавистью к Драгомиру, он порой забывал, что тому чуть больше двадцати.

– Сколько тебе лет? – спросил Малахия.

– Мне что, силой заставить тебя молчать?

– И все же я хотел бы узнать.

– Примерно двадцать пять, – с нотками раздражения в голосе ответил Лука.

– Примерно?

– Замолчи.

Двадцать пять лет. Если разделить тысячу шестнадцать лет на двадцать пять, получится, что Драгомир прожил чуть больше месяца от всей длины жизни Инкарната Солнца.

– Тебе известно, что Гнилость связана с Инкарнатами? – не открывая глаз, спросил Лука.

– И как именно?

– Пока не знаю. Но единственный способ избавиться от нее – вернуть Инкарнатов Вселенной.

Малахия потер щетину, размышляя над услышанным и пытаясь соединить все кусочки пазла – ведьмы, блокноты, Агнесса, Гнилость, Инкарнаты. Получалось плохо.

– И как долго тебе пришлось мучить Адель, чтобы узнать об этом? – спустя некоторое время спросил Малахия. Гравитационная аномалия в действии не настолько милосердна, чтобы позволить своей жертве кричать, поэтому он ни разу не слышал криков Инкарната Луны. А она, должно быть, не слышала его.

Лука неожиданно расхохотался.