– Вождь не придет, – сообщил Овес. – И Колпак тоже. Я его нигде не видел. Я сам вернулся.

– А зачем уходил?

Мед. Спросил таким голосом, будто каким бы ни был ответ – он разобьет ему сердце.

– Чтобы защитить Страву, – ответил Овес. – Как всегда поступали Ублюдки.

Еще одна пауза.

– Только ради этого?

Голос Блажки. Сочувствие в нем было спрятано так глубоко, что большинство его не услышало. Но Шакал слышал, вместе с тончайшим эхом мольбы – чтобы он взглянул на нее. Но Овес, судя по положению шеи, ее не послушался.

– Я уверен, вы все слышали о ездоках у ворот, – заявил трикрат, не отвечая на ее вопрос. – Из Шквала бивней и Клыков. Я сражался вместе с ними в Предательскую луну. Это хорошие полукровки. Они принесли весть о тяжаках в Уделье.

– Мы слышали, – ответил Мелочник резким и враждебным голосом.

– И что вы думаете? – с вызовом спросил Овес с равным гневом. – Что они врут, на хрен? Поэтому вы их не впустили?

– Мы не впустили их потому, что так приказал Ваятель. – Опять Мелочник. – И по той же причине тебе следовало оставаться здесь, когда он сказал, чтобы никто не ездил в Страву.

– В Уделье орки, – повторил Овес, не позволяя себя запугать. – Я их видел. И их столько, что большинство из нас не смогли бы сосчитать. И их будет больше. Вам нужно узнать кое-что еще. Но не от меня. Помните, если вы будете спокойны, не станете хвататься за оружие, то здесь не прольется кровь. Но я клянусь, что если до этого дойдет, кровь будет с обеих сторон.

– Что ты такое говоришь, на хрен, Овес? – спросил Гвоздь с тревожным смешком.

Шакал уже двинулся с места. Он надеялся войти вместе с Кул’хууном, Красным Когтем и кочевниками, оставшимися снаружи, чтобы его бывшему копыту пришлось хорошенько подумать, прежде чем вступать в бой, но теперь уже ничего нельзя было поделать. На его стороне был только Овес и те за этим столом, кто по-прежнему хорошо относился к нему. А еще на его стороне была правда.

Овес сдвинулся в сторону, пропуская Шакала к Серым ублюдкам.

На мгновение все застыли: пять лиц неверяще уставились на Шакала, когда он встал у длинного гробоподобного стола. Гвоздь, Хорек и Мелочник сидели слева, Мед и Блажка справа. Последняя была ближе всех к двери и ближе всех к Шакалу. Он сразу заметил арбалеты, прислоненные к стенам позади каждого занятого стула, а на столе перед ними – топоры для голосования. Все оцепенение как рукой сняло, когда Хорек вскочил на ноги, перевернув стул.

– Тебе нельзя сюда, – произнес полукровка с топороподобным лицом.

Пока Шакал сосредоточил взгляд на Хорьке, Мелочник быстро, как змея, выхватил и метнул нож. Старый жилистый стригальщик монет был проворен, но Овес держал его в поле зрения, а руку – на свободном стуле. Трикрат схватил его и, преградив лезвию путь, с размаху швырнул стул в Мелочника. Старый хиляк, не готовый к такому удару, свалился на пол. Теперь на ноги вскочил Гвоздь, но у него в руках ничего не было, а бородатое лицо выражало лишь тревогу и нерешительность. Мед потянулся к арбалету. У него дрожали руки, в глазах стоял испуг, он явно не понимал, что происходит. В спешке пытаясь зарядить оружие, он выронил стрелу.