Светлый фон

Примерещилось? По голове меня били в последнее время часто и охотно, после общения с До душевное здоровье и равновесие не очень-то укрепилось.

Пару минут подождав, я вышел из кабинета. Остановился, вновь превратился в слух, а потом осторожно отступил к лестнице. Но едва развернулся, за спиной вновь раздался странный невозможный в данном месте звук.

Торопливый топот маленьких детских ножек.

Волосы на голове встали дыбом, а ноги чуть не подкосились от слабости. Сердце мучительно сжалось, а по спине вновь побежали противные капельки пота, щекоча и царапая кожу. Я почувствовал себя героем книг-ужастиков в доме с привидениями.

Невозможно! Не может быть!

Ведь не ощутил ничего сверх. Ни рабочих контуров в Изнанке, ни искажений. Дом обычный, за исключением разве что мощных вибраций на Той стороне.

Вибраций?..

Догадка осенила и ошеломила. И стало плохо от нарождающегося понимания того, куда влез.

«Мама! — беззвучно прошелестело в мозгу. — Мамочка… ты где?»

Кажется, различил испуганные нотки детского голоска. Но в контраст тому, что примерещилось, где-то в особняке вновь раздался счастливый детский смех. Затем какие-то голоса, музыка.

«Мама!» — шепнуло в ушах. Прилетели отзвуки плача, протяжного горестного воя.

Усилием воли разбив онемение, я заставил себя сделать шаг. Но в ответ на движение за спиной раздался частый треск, какой-то шелест. Я оглянулся и пораженно уставился на участок стены, где расплывалось пятно. Гниль исчезала, лак деревянных панелей вновь блестел и сверкал.

Затрещало опять, и один из светильников ярко засиял — чистый, без пыли, новенький. Волна переползла на пол, и на ковре вновь появился рисунок — затейливый, насыщенный, будто и не прошло десятилетий и столетий. А затем полоса восстановления замкнулась, опутав собой целый участок коридора и медленно поползла ко мне. Там, где проходила — вновь сверкали краски, исчезал тлен и гниль. Но едва уходила с предметов, те становились прежними — ветхими, мертвыми.

Не знаю, сколько бы я заворожено следил за этим удивительным и устрашающим зрелищем. Но отрезвила боль. Я зашипел и одернул рукав куртки на правой руке, недоверчиво уставился на татуировки. Тонкие линии колебались, и кажется, исходили паром, а кожа воспалилась и покраснела, покрылась мельчайшими пузырьками волдырей.

Сие окончательно привело в себя. В жизни не видел, чтобы селенит так реагировал. Я ясно осознал, что если попаду под эту полосу восстановления, коснусь хоть малейшей проплешины — конец.

И страх вновь придал сил. Развернувшись, я рванул по лестнице вниз как ошалелый. Перепрыгнул через новую проплешину, уклонился от другой, что ползла от центра гостиной. Кинулся в коридор, но едва успел затормозить перед новой прорехой, слишком широкой, чтобы перепрыгнуть. Повертелся на месте, пытаясь сообразить, куда бежать.