– И ты туда же? – удивился Хлыст; его слова пронеслись над моим плечом, как тень клинка палача. – Пал, ты был солдатом. Ты должен понимать, что все это неправильно!
– Да, был, – ответил Паллино, отстраняясь от Элары, и вылез с ринга между канатами. – Именно поэтому и понимаю, что ты, парень, натворил глупостей. Настоящий солдат прежде всего верен друзьям, потом командирам – и только потом Империи, черт побери!
Голос Хлыста прозвучал совсем рядом, не более чем в ярде от меня, но я все равно не повернулся.
– Я просто хотел помочь!
«Помочь». Я стиснул зубы, чтобы не выкрикнуть это слово.
Спустя мгновение я заговорил – очень тихо, чтобы смысл слов не потонул в их громкости:
– И как ты помог?
Я видел, как внимательно следит за мной Элара. Сиран. Они были озабочены. Думали, что в любой момент нас с Хлыстом придется разнимать. Осознание этого еще больше меня отрезвило. Я мысленно представил Криспина, раскинувшегося, как ковер, у моих ног. Тогда мы встретились в последний раз.
«Ярость слепа», – подумал я.
И увидел.
– Но я ведь добился встречи со сьельсинами?! – послышался голос Хлыста.
– Какой ценой? – спросил я, наконец обернувшись. До Хлыста было чуть больше ярда, не дотянуться. – Считаешь, смерть Гхена стала последней каплей? – Я взял паузу, чтобы взглянуть на Сиран, замершую неподвижно, как стоические скульптуры, даже сейчас наблюдающие за мной. – Возможно. Но из-за тебя, Хлыст, в опасности жизнь всех на этом корабле. Ты это понимаешь?
– В этом виноват не я, а ты! – резко парировал он. Его мокрые глаза широко таращились. – Мы подписали себе смертный приговор, когда предали флот!
Я шагнул ближе, тем самым сделав заметнее нашу разницу в росте. Среди палатинов есть и выше меня, но я все равно более чем на голову превосходил своего друга-плебея.
Когда мужчины спорят, всегда есть риск, что дойдет до рукоприкладства. Я знал женщин, которые утверждали, что у них все точно так же, и, видя выдранные волосы и следы ногтей на лицах, склонен в это верить – но все-таки это случается гораздо реже. Однако, думаю, именно угроза драки позволяет мужчинам находить в споре общий язык. «Мы должны разговаривать, – утверждают философы, поднимая для наглядности руки, – чтобы не пришлось пускать в ход кулаки».
Нарушив личное пространство Хлыста, я понимал, что угрожаю ему и стою на своей угрозе, как на пьедестале.
Нужно отдать ему должное, он даже не шелохнулся. Я уже не раз отмечал, что в нем не осталось и следа от прежнего, вечно напуганного катамита. Он гордо вздернул голову, как будто перед расстрелом, показывая тем самым, что не боится. В его глазах блестели гневные слезы, но он не плакал. Я счел это признаком того, что он меня понимает.