– Я осмелюсь выразить надежду, что в итоге показания наших пленников будут значить для аэты гораздо меньше, чем привилегии, которые он получит, сотрудничая с Империей. Мы рассчитываем, что отношения между двумя нашими народами будут процветающими.

– Процветающими… – повторил Бассандер, не скрывая презрения, но сдержался и не высказал того, о чем думал.

– И что же мы собираемся им предложить? – спросил я, чувствуя, к чему все идет.

Вопрос был адресован Смайт, но по ее знаку мне ответил схоласт:

– Немедленное прекращение огня, обусловленное гарантией дальнейшего диалога. В точности как вы сами предлагали на Эмеше.

– Что еще?

Варро покосился на Смайт, спрашивая разрешения ответить. Она махнула тростью.

– Ничего неожиданного. Встречи с другими сьельсинскими аэтами, торговые соглашения…

Я вспомнил, как говорил об этом с директором Адиз Фэн и представителями консорциума «Вонг-Хоппер», мечтая о том дне, когда отношения между нами и Бледными будет определять торговля, а не насилие. Но теперь… слыша это из чужих уст, после того, как я насмотрелся на изувеченную девушку, и того, что явилось мне в видениях, все это казалось наивной детской фантазией, утренней росой, высыхающей под первыми лучами солнца.

Я сомневался и в сомнениях пропускал мимо ушей почти все, что мне говорили, лишь кивал, когда получал указания и когда того требовала дискуссия. Мне нужно было побыть одному, обдумать все, склеить разбитые куски разума. Поспать. Прежде всего мне нужно было побыть подальше от других людей. Я чувствовал, как вокруг меня стягивается сеть – петля. Сьельсины. Империя. Экстрасоларианцы. Кхарн Сагара. Мой Красный отряд. Мой долг перед друзьями и их вера в меня. Моя измена Империи. Мое предательство Джинан. Предательство Хлыста. Все это свилось в довольно длинную веревку, чтобы на ней повеситься. Я призвал достаточно волков, чтобы никогда не выйти из леса. Покинув Воргоссос, поднявшись на вершину башни и вновь обретя место на «Мистрале», я решил, что вернулся в привычный мир. Но даже этот родной корабль и родные лица стали другими.

«Дважды не войти в одну и ту же реку», – сказал когда-то Гераклит. О возвращении домой можно забыть. «Мистраль», на который я вернулся, был не таким, каким я его помнил. Друзья мои также изменились. Пути назад нет. Я видел реки времени и входил в их сияющие воды. Они текут только в одном направлении.

Вперед.

Я изменился. Они изменились. Все изменилось.

Я чувствовал себя вывернутым наизнанку. Беспокойным. Рассерженным мыслями о том мире, которого я столь рьяно добивался. Но я был решительно настроен довести дело до конца и потому покорно склонил голову, когда рыцарь-трибун сказала: