– Ничего важного, – ответил вождь.
– У нас есть врачи.
– Rakayu aradaian.
Араната резко выпрямилось, едва не разодрав рогами брезентовую крышу. Вид князя в низком павильоне, с болтающимися вокруг головы полосатыми лентами, мог бы показаться комичным, если бы не его устрашающий лик. Вся женственность, которую я чувствовал в отношении Аранаты, улетучилась, и надо мной вновь нависало его громадное тело, широкие плечи и крепкие, как канаты, мускулы нечеловеческих, длинных и тонких рук и ног. Князь демонов смотрел на нас жадно, щуря глаза-блюдца. Наконец он расслабился и взялся за рукоять меча у бедра:
– Пришлите темного немедленно. – С этими словами существо развернулось и, пригнувшись, вышло из-под навеса.
Поднялся искусственный ветер, подхватив мантию князя и растрепав юбки. Телохранители припали на колени при его приближении, расступаясь, как темные воды перед луной.
– Мы не отправим вас к князю немедленно, – с гневом в голосе уверила меня Смайт.
Рыцарь-трибун стучала пальцами по столу, глядя в спины спускающимся с холма сьельсинам. Она оставалась неподвижна, как солнце в центре движущейся Вселенной.
– Думает, что может нам указывать? Как нам с таким торговаться? – произнесла она еле слышно.
– Может, и никак, – заметил Бассандер, поднимаясь, чтобы лучше видеть удаляющихся ксенобитов.
Теперь его слова кажутся мне пророческими; их тень легла на все годы, минувшие с того дня до сегодняшнего.
Наступила тишина. Ни у кого не нашлось лучшего ответа. Механические глаза Сагары кружили над павильоном, но сам он оставался недвижим, как камень. Все молчали.
– Рыцарь-трибун, позвольте слово? – спросил я.
В этот момент почтительность играла мне на руку, и я принял смиренный вид, рассчитывая, что это поможет положительно решить мой запрос. Смайт не ответила. Даже не пошевелилась, и я решил продолжить:
– Разрешите Валке, то есть доктору Ондерре, хотя бы раз поучаствовать в переговорах. С тех пор как мы покинули Эмеш, она провела много времени с Танараном, а изучение ксенобитов – дело всей ее жизни. У нее может найтись решение.
Бассандер с Кроссфлейном запротестовали, и я услышал, как оба произнесли слово «ведьма». Мои кулаки непроизвольно сжались, но я сдержался.
– Тавросианка-ксенолог? – уточнил Варро, поднеся палец к губам. – Это возможно.
Тут, к моему изумлению, на помощь пришел еще один человек. На всех заседаниях Джинан держалась тише остальных. Она не представляла дипломатические интересы джаддианских правителей, была лишь наблюдателем и изредка позволяла себе комментарии. Я вновь и вновь не устаю удивляться поступкам и решениям отдельных людей. Бывает, что солдат, не пользующийся уважением сослуживцев, вызывается прикрыть их отступление. Давний и близкий друг предает тебя во имя какой-то надуманной правды. Вот и Джинан, которая всегда ревновала меня к Валке и даже, возможно, ненавидела ее, сказала: