С меня было довольно. Мое молчаливое «я» – то, что с холодным и непоколебимым голосом, – выступило вперед, пнув Нобуту под колени. Руки сына князя были скованы за спиной, и он не удержал равновесия. Я поймал его за толстую косичку волос.

– Адриан, стойте! – бросилась ко мне Валка.

Но меч уже был у меня в руке. Клинок пока молчал и прятался. Я прижал активатор к груди ребенка-ксенобита чуть ниже шеи так, как мирмидонец из Колоссо перед смертельным ударом. Так, чтобы активированный клинок, минуя кость, пронзил сердце и легкое.

– Араната, отошли своих солдат на корабль. – Я отбросил титулы и вежливость. – Живо.

– Ты не посмеешь. – Вождь сьельсинов поступил так же, оскалившись.

– Еще как посмею.

– Марло не посмеет! – воскликнуло Танаран, приподнимаясь на колени и хватая хозяина за полы мантии. – Господин, он слабый. Он трус. Он не позволил другим yukajjimn обижать нас на Тамникано. Он не тронет Нобуту. У него не хватит духа.

При слове «дух» я приподнялся и вдавил противодождевую оковку рукояти в плечо Нобуты.

– Abassa! – закричал ребенок.

«Пожалуйста!»

Я сильнее ухватился за косичку, не забывая, что в миллиметрах от проектора стояла Валка и при любом резком движении сьельсин мог ее увидеть.

Нобута заплакало.

«Трус», – подумал я, и слово зазвучало во мне хором голосов, похожим на голос Братства.

Трус

трус

трус.

«При виде вражьих войск одни лишь трусы ищут ободренья»[48], – вспомнил я цитату из того, первого Марло, древнего поэта, чью фамилию и герб присвоили мои предки. В разгар сражения лишь трусы прибегают к словам. Прячутся от страха, называя это принципиальностью. Раньше я мог бы поступить так же, до прискорбного конца цепляясь за мир. Тот мальчик, которым я был в Мейдуа, на Делосе… он бы упирался целую вечность. И тот юноша, развлекавший Кэт историями у каналов Боросево, тоже. По крайней мере, попытался бы.

Но во мне снова зазвучали слова, последние слова Райне Смайт. Она как будто повторяла мне в ухо: «Не идите на уступки!»

Я вновь нашел на проекции изувеченное лицо Смайт, ее невидящий, ослепленный огнем глаз. Теперь он остекленел. Она была мертва. На самом деле мертва. Проверить я не мог, но знал, что это так. Удивительно было, как она вообще пережила взрыв.

«Она мертва, – думал я, осознавая, что это правда. – Смайт мертва».