Почему на людей так влияет глубокая вода? Воспоминания о материнском чреве? Или просто боязнь утонуть? Никто не знает, но в том месте у меня по телу забегали мурашки. Я вспомнил пророка Яри, которого изменила вода. Жрецов культа Эдуарда, посвящавших людей в свои таинства, в каком-то смысле перерождавших их, погружая в воду.

Мы спустились к озеру в том же месте, где я днем ранее встретил Рена и Сузуху. Там, где мне впервые привиделась моя гибель. По удивительному совпадению здесь все должно было закончиться и начаться заново.

– Okun-se!

«Ты!»

Оклик поразил меня как молния. Все мои спутники замерли. Оно стояло на утесе, над тропой, высокое, как тень на заходе солнца, увенчанное серебром и белизной, окруженное самыми доблестными воинами.

– Аэта Араната, – сказал я. – Tsuarose oyumn petunodai ti-velatadiu ba-okarin.

«Я думал, вы вернулись на корабль».

Я не выдавал голосом опасений из-за того, что́ прижатый к стенке князь мог заготовить для нас напоследок.

– Мы еще можем разойтись миром.

– Стать вашим пленником? – оскалился князь. – Рабом?

Он потянулся к глотке, выпустив когти, и сорвал с доспеха брошь. Плащ отстегнулся со звуком, похожим на хлопанье вороновых крыльев.

– Я лучше погибну. Погибну и вновь увижу своего ребенка. Но сначала убью тебя.

Сьельсины двинулись на нас, но Араната взмахом руки и шипением остановил их:

– Убейте его друзей и слуг, но сам Oimn Belu – мой.

«Темный».

Я чуть не усмехнулся. Непрошеный мелодраматизм все равно преследовал меня. Телохранители аэты выхватили сабли и спрыгнули вниз.

– Вперед, – сказал я друзьям. – Отвлеките их.

– Никуда я не пойду, – заявила Валка.

– И мы не пойдем, – добавил Паллино, поднимая копье.

– Идите!