Он многого не понимал до конца, а еще больше не понимал вовсе, и лишь в одном он был уверен: инстинкт, заставивший его повернуть против течения, не был навеян проклятием. Что-то в его крови — а кровь в его жилах текла не только человеческая — вывело его, как путеводная звезда, к источнику опасности. И еще он знал наверняка, что теперь, когда зловещий символ расколот, проклятие скоро рассеется и на бесплодные равнины хлынет живой, пригодный для людей воздух, живой ветер развеет все призрачные порождения тьмы, так долго укрывавшиеся здесь. Смит знал… знал…

Его кружило в сером вихре, ветер ревел в ушах, и новое знание покидало Смита. А потом он все-таки провалился в забытье…

Открыв глаза, он не сразу вспомнил, где находится и что произошло. Все тело было тяжелым, будто налилось свинцом, то и дело его пронзала боль. Плечо тупо ныло. И ночь вокруг была темной, очень темной. Он воспринимал мир будто сквозь толстое покрывало, заглушавшее все ощущения. Смит больше не мог разобрать высоких, резких звуков пустошей и щекочущих запахов, доносимых ветром. Даже неумолчное щебетание над головой стихло. Даже запах самого места изменился. Смиту почудилось, что откуда-то издалека пахнуло дымом. И несмотря на притупившееся восприятие, что-то подсказывало ему, что равнины вокруг больше не были пустыми и безлюдными. Ощущение одиночества и заброшенности исчезло. В воздухе сквозил едва заметный запах жизни. Милые ненавязчивые ароматы цветов и дыма домашнего очага окрасили его.

— …Должно быть, волки ушли, — говорил кто-то у Смита над головой, — Вот уже несколько минут, как вой прекратился, — заметили? А с тех пор как мы забрались в эти проклятые края, они выли беспрерывно. Прислушайтесь!

Смит с трудом повернул голову — та отозвалась новой вспышкой боли — и открыл глаза. Вокруг него стояли несколько человек. В тот момент, когда он приподнял веки, все они как раз подняли головы и стали настороженно вглядываться в даль. Смит не мог их толком рассмотреть — теперь, когда он перестал быть волком, ночь для него снова была черна, как для всех. Он заморгал, отчаянно желая вернуть ту былую ясность зрения, но, конечно, ничего не добился. И все же он чувствовал, что уже видел этих людей. На одном из них была белая меховая шапка.

Один из незнакомцев ткнул пальцем, указывая на что-то, чего Смит видеть не мог:

— А парень, похоже, побывал в той еще переделке. Вон у волчицы-то как горло разодрано… И повсюду волчьи следы… Да их тут сотни! Я вот думаю, а что…

— Беду накличешь, — резко оборвал его главарь в белой шапке. — Это оборотни, уж поверь. Я бывал здесь, я знаю. Но я никогда не слышал, чтобы кто-то видел того волчару. Того, здоровенного, с белыми глазами. Господи боже! Я эти глаза век не забуду!