— Джирел, Джирел, зачем ты…
Вот и все, что ей удалось разобрать, слова его утонули в оглушительном реве — это был голос самой вечности.
Мощный поток ее хлынул, заполнил мрак и смешался с ним. Невыносимый рев оглушил Джирел, и черная тьма своей тяжестью буквально придавила ее к земле.
Сквозь ревущую пустоту пронесся мощный порыв ветра, принеся с собой запах склепа. Джирел хотела отвернуться, но, к ее полному изумлению, тело перестало слушаться. Она не могла больше двигаться, она была совершенно беззащитна в громыхающей тьме, несущей ей невыносимые муки, этот грохот разрывал ей мозг, каждая клеточка ее тела вопила от боли. Сознание ее стало постепенно тускнеть — так угасает пламя.
Теперь и поворачиваться, двигаться не имело никакого смысла, ибо пространство словно исчезло. И тем не менее яростный порыв ветра хлестнул ее по щеке, и перед ней словно распахнулась дверь, через которую хлынул невыносимый холод, и в потоке его она увидела плывущую во мраке фигуру в белых одеяниях, фигуру, которая не отбрасывала тени, ослепительно белую, без единого темного пятнышка. Несмотря на ужасный, невыносимый рев чистой энергии, низкий голос мертвой ведьмы звучал ясно и холодно, и эхо тысячами голосов сопровождало его, как бы отражаясь от стен бесчисленных склепов. Несмотря на кромешный мрак, череп ее сиял; глазницы, словно затянутые паутиной, где скрывались липкие тени, горели мертвенным светом, который шел из глубин ее белого, словно пораженного проказой черепа. Ведьма смеялась.
— Какая же ты все-таки глупая! — Холодный, как воздух склепа, голос ее был полон презрения. — Эх ты, самонадеянная дурочка! Неужели ты и в самом деле вообразила, что мы, жители иных миров, станем заключать с тобой сделки? И ты поверила, будто Пав — Пав! — может умереть? Ну конечно, откуда тебе, с твоим жалким умишком, было знать, что тот Ромн, который ты видела, был всего лишь иллюзией, а Пав только на время принял облик человека. Глупая, дерзкая земная женщина, мелкая душонка, в голове у тебя одна только ненависть и месть, разве смогла бы ты править Ромном? Ты теперь видишь, что Ромн — это сама Тьма! Ведь эта поглотившая тебя ревущая ночь, которая не имеет ни пространства, ни формы, лишенная света, изначальная, — это и есть Ромн! А Ромн — это Пав! И страна, по которой ты бродила, и горы, и равнины, которые ты там видела, — все это Пав, как и жалкое человеческое тело, в котором он предстал перед тобой. И черная его борода, и его высокомерие — все это иллюзия, как и камни, деревья и черные воды Ромна. Пав — это Ромн, а Ромн — это Пав; все это одно целое, из которого были явлены перед тобой все эти образы. Так что трепещи — как только я закончу говорить, ты умрешь. Ибо ни один человек не может оставаться живым в Ромне, когда он предстанет перед ним в своем истинном обличье. Участь твоя была решена, еще когда ты, пылая нелепой жаждой мести, погасила пламя вокруг головы статуи.