— Миса, ты меня слышишь? А, милая?

— Да… Кошак… Я… Твой голос…

— Знаю. Скажи кошка, ты готова отдать жизнь, прикрывая меня в бою?

— Да. Я готова… отдать всю себя… прикрывая тебя… брат.

— Стала бы ты ломать меня, своего брата, ради прихоти сестёр?

— Нет. Это исключено… только если… для Экспансии…

— Что для тебя важней: брал или сестра, стая, Республика, Экспансия? Построй систему по важности.

— Я… не знаю!.. Это всё… вещи одного… порядка… Экспансия… превыше всего…

— А если встанет выбор? И придётся выбирать?

— Я… доверюсь Старшей… или Высшей… которую… уважаю…

Бинго! Вот она, республиканская система ценностей, собранная буквально в нескольких фразах. Однако мои странные импульсивные изыскания показались до жути неуместными. Там, на страшном пыточном агрегате, дожидается моя кошка! А я здесь, дурью маюсь… Подхватившись из кресла, я стрелой выметнулся из помещения. Сзади раздалась пара фырков — но не обидных, и даже не насмешливых, а скорей одобрительных.

Естественно, я не стал повторять приём Милены и взваливать Мису на плечо. Вместо этого бережно приподнял девочку на руках и прижал к сердцу. Она вся дрожала. До душа нёс её, стараясь согреть своими объятьями, своим дыханием, своими поцелуями. Пролившиеся с потолка струи горячей воды помогли мне в этом нелёгком деле. Однако дрожь из тела валькирии и не думала исчезать — даже острые согревающие струи не справлялись. Зато после купания, когда мы уже шли по коридору, девочка подтянулась на руках, обнимающих мою шею, и в самое ушко, точно мучимый жаждой путник, прошептала жалобно: «Войди в меня, котик!» Меня эта просьба, признаться, повергла в ступор. Она же только с пыточного стола — и туда же! После такого неудивительно, что даже последние чаяния настоящей республиканки — там, на солнечной станции — посвящены мальчику.

Пришлось внять странной просьбе и расположить девочку так, чтобы ей было удобно наслаждаться процессом. Дрожь сразу как рукой сняло, метиллия издала прочувственный стон, упала ко мне на плечо и принялась довольно порыкивать. Боюсь даже предположить, какую гамму эмоций она сейчас испытывала. Чувствительность сразу после «процедуры» должна быть запредельной…

В комнате нас уже ждали. Настойчивые руки сестёр усадили на знакомую уже циновку. Сзади порывисто прижалась Сайна. Мисель завозилась на мне, амплитуда её движений возросла: кошка явно шла на поправку! В какой-то момент нежность к этой пепельноволосой бестии стала запредельной, я что есть силы притиснул её к себе и, не удержавшись от рвущегося наружу умиления, выдал: