Светлый фон

— Хочешь, поведаю тебе один секрет, псионец? — толкнул меня под локоть сосед справа. Субтильный человечек с длинными волосами и взглядом фанатика.

— Нет, — обрубил я, но моё мнение подпольщика волновало слабо.

— Меня здесь вообще не должно быть! И его, и его… — последним указующий перст пал на Старика. — Но мы здесь. И знаешь почему?

— Нет.

— Потому что они там — дураки! — на этот раз перст взмыл ввысь, указывая куда-то в область потолка. — Я борюсь за свободу не для того, чтобы мне кто-то сверху указывал, с кем мне собираться и что обсуждать! Зачем мне менять одних хозяев на других? Мне вообще не нужны никакие хозяева! Мы, люди труда, сами сможем организоваться. Что Штарния, что Республика — всё едино! Это унижающий ценность человека инструмент. Пресс. Давящий и беспощадный. Всех загнали в пресс-формы, чтобы изготовить по одним лекалам! Теперь меня пытаются изготовить по лекалам подпольщика. Ха! Пусть подавятся. Правда, Горм?

В ответ вихрастый только скривился. Видимо, он неплохо знал своего визави, и даже отвечать не стал. Что воздух сотрясать, если ответ ничего не изменит? Фанатик сам для себя всё решил, в том числе и за Горма. Вернее, с учётом несогласия Горма, о котором был неплохо осведомлён, и задавал этот чисто риторический вопрос, лишь чтобы того лишний раз поддеть. Да уж, о том, что государство родилось из-за разделения труда и выделения управления в отдельную сферу общественной жизни — бунтарь явно не знал. Если все будут заниматься и управлением, и собирательством, и охотой, и земледелием — то есть всем понемножку — ни о какой эффективности труда не может быть и речи. А значит и о развитии экономики, когда именно специализация позволила зародиться феномену излишков, которые уже можно менять на продукт труда других специалистов, заготовлять впрок и вообще двигать развитие и усложнение социальных отношений.

Дискуссия за столом набирала обороты. Этому в немалой степени способствовало появившееся на столе спиртное. Почти без закуски. Странно… Зачем экономить на еде? Или это какой-то обычай подпольщиков — пить, не закусывая? Проявление какой-то их свободы, за которую они готовы любому горло вырвать? Словно подтверждая моё недоумение, Старик высказал общее мнение.

— А ты что не пьёшь, псионец? Или не уважаешь?

— Я бы не стал так выражаться, — хмыкнул в ответ, возвращая мужику ироничный взгляд. — Если напьюсь и не удержу поля — вам просто хана придёт. Некого уважать или не уважать станет. Одна пыль — и немного неубиваемой электроники. Вряд ли это ваш идеал свободы…