– Как ты можешь так об этом говорить…

– Легко? – спросил Самарин.

– Да!

– Это не так, но я солдат, привычный к тому, что на войне гибнут друзья, – уставшим тоном ответил россиянин. – Ты – еще нет. И я тебе желаю, чтобы не пришлось привыкать.

Рудницкий глубоко вздохнул, расслабляя мышцы.

– Помнишь флаг над Королевским замком?

– Естественно! Жандармы полгода крестились, проходя по Замковой площади, а начальник Варшавской тайной охраны чуть не сошел с ума. А с чего ты спрашиваешь?

– Марковский приписал этот случай себе, а я обвинил его во лжи. Через пару дней Кинжальщики выжгли ему на лбу слово «лжец».

– Откуда ты знал, что это не он? Минутку! Это был ты! Как я мог не догадаться?! А я думал, ты не ввязываешься в политику. Не ввязывался, – поправил он.

– Я вынужден был позвать Кинжальщиков на помощь, а они выставили счет.

– А сейчас? Тоже платишь по счетам?

– А ты? – гневно парировал алхимик.

– Я выхожу из игры, хватит с меня войны. Ну и кто-то должен подумать о внуках для Марии Павловны, – добавил он уже другим, веселым тоном.

– Скорее о правнуках.

– Как назвал, так назвал. Не хочу ей лишний раз напоминать, что она – моя бабушка.

– Разумное решение, – признал Рудницкий. – Не беспокоишься, что дети унаследуют от тебя ум и красоту? – насмешливо спросил он.

Самарин пихнул друга, но снова помрачнел.

– Сейчас я беспокоюсь только об Анне.

– Мы найдем их, – пообещал алхимик.

– Надеюсь, – глухо ответил россиянин.