— Его смерть больше не затмевает полотно судьбы.

— А моя? — спросил Грамматикус, Он наклонился ближе и даже прикрыл рот ладонью, изображая заговорщика. — Я даже не стану притворяться, что понимаю, о чем ты сейчас говорил.

Эльдрад улыбнулся, хотя и считал людей возмутительными существами:

— Твоя смерть станет окончательной, Джон.

— А что помешает мне принять ее сейчас и не выполнить того, что ты от меня хочешь?

— Твоя врожденная нравственность, конечно. И еще томительное ощущение незаконченного дела.

— Ты слишком полагаешься на мою нравственность,

— И уже не в первый раз.

— Верно, — признал Грамматикус, искоса глядя на приближающегося к ним Нарека. Он заметно вздрогнул. — Не буду отрицать, твой изверг только что убил человека, которого, как я считал, убить невозможно и который находился под защитой древнего Кабала, чьих членов ты по какой–то причине ликвидируешь. И, хотя я достаточно реален, чтобы вести этот разговор, в остальном я все быстрее утрачиваю способность мыслить рационально.

— Ты можешь его отыскать, Джон?

Несмотря на все свои сетования, Грамматикус знал, о ком говорит ясновидец.

— Ты и его собираешься убить?

— Нет. Дамон был последним.

— Тогда возможно.

— Ты должен, Джон. Эта часть всё ещё… не совсем определена. Он поверит только тебе.

— А тебя это удивляет? Зачем ты это сделал? Зачем заставил меня вернуть к жизни этого примарха?

Эльдрад рассмеялся.

— Это смешно? Я не понимаю эльдарского юмора.

— Только сейчас, в самом конце, у тебя появились вопросы.

— О, они всегда у меня были. Просто страх мешал мне их задавать.