— Когда ты начал по ней сохнуть, Майки? — задает вопрос Хейзел. — До того, как у тебя начал учиться Спенсер? Или же после?
Отвечать не требовалось. Ответ был написан на его лице.
— Если не обшибаюсь, первым лекарем Маркуса даже и не она была, верно?
Верно. Сначала он звал какого-то мужика. Раз или два. А затем вдруг появилась эта самая Эльза…
— Какого черта, Эльза?
— Но ты молодец, — вновь вмешивается Хейзел. — Не лила на себя эту дрянь, как эта малолетка. По чуть-чуть. И аккуратно. Влюбляя в себя Майки медленно и постепенно. И всего-то что нужно — зайти за солью, просто поздороваться… спросить о погоде… вылечить ученика. А потом уйти. А он продолжает думать о тебе. С каждым разом все сильнее и сильнее. Мечтать о тебе всю ночь, смотреть из окон. А ты, небось, даже знала, когда он смотрит на твой дом, и специально отдергивала занавески. Сидела у камина… читала. И все у него на виду, да? Тонкая работа…
Эльза сглатывает.
— Это правда? — пытаясь схватиться за соломинку, Мастер делает по направлению к Эльзе шаг. — Ты следила за мной, чтобы подобраться к Маркусу?
— Сначала тебе нужна была всего лишь его кровь, да? — Хейзел сел на диван. Он был бледным. Очень бледным. — Для Эдриана. Ты поставляла ему каждый раз все новые и новые экземпляры. С помощью них он сделал и это самое зелье, да? Но это ведь не главная причина. Что он пытается понять? Что ему нужно?
Эльза продолжает молчать, но и не предпринимает никаких попыток к бегству.
— А зачем вообще охмурять меня Марией? — вмешиваюсь, наконец, я. — Что это дает?
Хейзел поднимает глаза вверх, словно раздумывая.
— Скажи, Марки… — очень тихо и медленно говорит он, — а ты в нее кончал, да?
Я хмурюсь.
— Да ладно!
Хейзелсмоук широко улыбается.
— Он создает гомункула, да? — Смоук встает, идет к Эльзе и останавливается прямо перед ней. Смотрит ей в глаза. Между ними сантиметров пять — не больше. Они даже чувствуют дыхание друг друга. — Собирается отвязать Тень Марки от него самого, и прикрепить к другому Марки… к его иммитации.
Теперь Эльза тоже улыбается.
— Эдриан знал, что рано или поздно ты, блохастая псина, обо всем догадаешься, — наконец, говорит она, и лицо ее больше не принадлежит той доброй лекарше, которая лечила меня и остальных ребят — теперь оно полно самоуверенности и нескрываемого чувства превосходства над остальными. — Он хотел и тебя привязать, но эта тупая эльфийка не смогла пробить твою шкуру и взять кровь. Идиотка даже не поняла, что ты оборотень.
— Тупая эльфийка? — у меня аж в горле пересыхает