Элеонор неуверенно подходит к креслу и берет флакон.

— Если не очконёшь и не перестанешь лить в тот момент, когда я громко заору, то покажу тебе свою коллекцию арбалетов. А её только Майки видел. И то не полностью.

И пациент с медсестрой обмениваются странными улыбками.

Я вдруг начинаю понимать, что между ними, как говорится, промелькнула искра.

И снова испытываю ревность. Понимаю, что у меня есть Эбби, и нужно сосредоточиться на ней… но… черт побери! Это же моя мисс Флауэрс! Моя Элеонор!

Кусаю губы и замечаю Мастера, печально наблюдающего за процессом исцеления.

Я понимаю, что он сейчас, должно быть, чувствует, но даже не представляю, что должен ему сказать.

— И… этот Муромец, — интересуется Элеонор, откупоривая флакон, — и правда настолько хорошо?

— Чертовски хорош, — будто издеваясь, говорит Хейзелсмоук. — Раньше он был просто машиной для убийств. Хренова гора мускул. Он мог голой рукой любой дом разрушить. Когда против него должен был выйти Майки, ставки были практически один к одному. К счастью, Майки нас не подвел, и мы разбогатели. Правда, он и сам чуть там концы не отдал, но…

И тут Хейзел кричит. Громко. Со злостью сжимая свою одежду, он пытается не трястись, чтобы не мешать Элеонор. Кстати говоря, она не прекратила лить эту черную жидкость, когда он громко закричал.

А еще… домой я вернулся один.

***

— Муромец?! — вскрикивает Анна, как только слышит за завтраком произнесенное мной имя. — Илья Муромец?!

Я удивленно кошусь на нее.

— Ты что, знаешь его?

— Да! У нас в России его знает каждый школьник!

Она широко улыбается, а затем, видимо, что-то осознает.

— Хотя… если он будет сражаться против нас… то есть, против вас с Бруно… то дело дрянь.

— Значит, — тихо произносит Мария, — Эдриан появился там, и забрал Эльзу с собой?

— Ага, — произношу я, уминая бутерброд с синей икрой, которая, кроме как по цвету, мало чем отличается от нашей красной.