Кончив, Леркин надел штаны, а затем подошел к гонцу.

— Умница, — сказал он и забрал свиток. — Можешь ее поиметь. У меня еще минут сорок должно остаться.

***

Сейчас Леркин ранен. Треклятый волк порвал ему брюхо, а всех волкодавов перерезал, как тупых овец. На счету его группы было около двух десяткой оборотней, но ни одного такого сильного.

Они шли по следу целых три дня, и смогли-таки устроить облаву, угадав маршрут и отправившись наперерез. Девка не могла идти так быстро, как сам волк, и Леркин мастерски это использовал.

Все было спланировано до мелочей.

Любой оборотень падал от одной стрелы. На самых сильных требовалось две.

Но все они падали. Падали, а Леркин добивал их ударом серебряного ножа.

А этот… этот монстр выдержал не только вторую стрелу, но не упал и после третьей. И даже когда они сцепились друг с другом, и Леркин ударил ножом, волк все равно не умер, но зато наградил самого охотника длиннющим порезом от шеи до пупка.

Он лежит у дерева и наблюдает, как волк выползает из-под груды тел прочих охотников.

Он решает не двигаться и закрывает глаза.

Он понимает, что волк не тронет, если будет думать, что цель мертва.

И оказывается прав.

Устремившийся прочь волк оставляет его в живых.

И Леркин рад. Очень рад, что его жизни теперь не угрожает ничего, кроме, разве что, кровопотери, а еще он рад, что лапа волка дошла лишь до пупка и не задела член.

На всякий случай, последний Волкодав все же проверяет, на месте ли его соратник, и довольно улыбается, когда убеждается в этом.

***

Я смотрю на занесенный каменный меч пару мгновений — и отпрыгиваю в сторону.

Ощущаю, как кончается мана, и понимаю, что бой нужно завершать как можно быстрее.

Но пока не представляю, как убить этого монстра. Трижды я ударил ему в шею — а он все еще стоит. Даже кровь не хлещет из раны, а словно уже свернулась.