Идиоты… идиоты же! У них семьи… У Герта дети маленькие. И я ему никто. Так, коллега. С Валтэном мы хоть действительно друзья, летали вместе много. А тут… Да какие вообще могут быть соображения, когда сейчас им предстоит вернуться к этим вот охранникам, к этому же кошмару… и на это они готовы?! Чего ради?

Ради меня? Но я же прошу, я умоляю их улететь. И мне не плохо вовсе.

Просто они почему-то думают, что могут решать за меня…

Интересно, мог бы Цхарн ради меня согласиться на такой вот ужас?

Что это я думаю? Он наверняка умеет отключать ощущения боли. Для него все это вообще не имеет никакого значения. Он же не человек.

Не человек. А это — люди. Всего лишь люди. Ненавижу людей! Ненавижу их самомнение, их желание решать за меня…

Ничего, возник внутри какой-то голос, мягкий и тихий, приятный, как журчание ручейка, — ничего… ты их больше не увидишь. Их увезут… Они просто исчезнут из твоей жизни. Ты забудешь. Да, на пути к Настоящему могут быть и такие препятствия… но ты преодолеешь и это. Невозможно остаться чистеньким и красивым, если хочешь сделать в жизни что-то стоящее.

— Валтэн! — крикнул я. — Прошу тебя! Пожалуйста! Пожалуйста! Я должен остаться здесь!

Герт поднял ко мне окровавленное лицо.

— Кто-то заставляет тебя остаться здесь, Ландзо? Кто-то держит тебя? Почему ты должен?

Он говорил удивительно мягко, словно это я был изранен и не мог двигаться, а он меня успокаивал: ничего, мол, потерпи, пройдет.

Я почувствовал позыв к рыданию. Еще этого не хватало. Слезы побежали по щекам. Не могу… не могу. Цхарн, я недостоин.

Ты достоин, убеждал меня внутренний голос. Ты сможешь. Это же так просто…

Я упал на колени перед Валтэном.

— Прошу тебя… пожалуйста… я был с тобой, Валтэн. Но я же анзориец. Пойми. Я не смогу… если вас убьют… я не могу. Я должен быть здесь.

— Только не так, — сказал Валтэн, — ты сам чувствуешь — не так? Идем, Ландзо… ты потом вернешься, если захочешь.

Потом… потом не получится. Мне уже не вернуть завоеванных позиций. И Цхарн отвергнет меня как недостойного.

Цхарн…

Я вдруг почувствовал мягкое, легкое прикосновение к голове. Я был уже не здесь… Я успокоился.

Все происходящее потеряло свое значение. Ведь не нервничаем же мы из-за червей, насаженных на крючок, когда рыбачим?