3
Священник Генри Мараппер был тучным массивным мужчиной. Терпеливо сидя на корточках, он оперся бедром о стену, а его большой отвисший живот размеренно колыхался. Поза, в которой он сидел, была для него обычной, зато необычным было время, в которое он появился. Комплейн встал перед скорчившимся священником, ожидая приветствия или объяснения, поскольку же ничего подобного не последовало, заговорил первым. Однако гордость позволила ему только неопределенно буркнуть. Мараппер поднял грязную лапу.
— Пространства для твоего я, сын мой.
— За твой счет, отец.
— И за счет беспокойства в моем я, — набожно произнес священник.
— Меня выпороли, отец, — сказал Комплейн, набирая в кубок желтоватой воды из бидона. Он выпил несколько глотков, а остальным смочил волосы.
— Да, я слышал, Рой, слышал. Надеюсь, это принесло тебе облегчение?
— Да, но за счет моей спины.
Он начал стаскивать рубашку, делая это медленно и то и дело вздрагивая. Боль от трения материи о раны была почти приятной. Конечно, в следующую сон-явь будет гораздо хуже… Он бросил окровавленную одежду на пол и плюнул на нее. Его злость еще более увеличило равнодушие, с которым священник следил за его действиями.
— А ты почему не на танцах, отец? — сухо спросил он.
— Мои обязанности связаны с духом, а не с чувствами, — ответил священник. — Кроме того, я знаю лучшие способы забыться.
— Как, например, похищение в чаще, правда?
— Я рад, что ты так серьезно относишься к своему делу, дружище. Это согласно с Наукой. Я боялся, что застану тебя в черном отчаянии, но, как вижу, мое утешение не очень-то нужно тебе.
Комплейн взглянул на лицо священника, избегая его мягкого взгляда. Это не было приятное лицо — в эту минуту оно напоминало скорее какого-то божка, вылепленного из жира; памятник достоинствам, благодаря которым человек выжил: хитрости, алчности, эгоизму. Не в силах совладать с самим собой, Комплейн почувствовал вдруг прилив доброжелательности к этому человеку — его он по крайней мере знает, с ним он справится.
— Не обижайся на мои нервы, отец, — сказал он. — Ты уже знаешь, что я потерял свою женщину, и жизнь моя в эту минуту немного стоит. Все, чего я достиг — а это не так уж мало — я потерял, а то, что осталось, отберут у меня силой. Придут стражники, выпоровшие меня сегодня, и выпорют завтра, а затем выбросят к одиноким мужчинам и маленьким мальчикам. Никаких наград за удачную охоту, никакого утешения в несчастье. Законы этого племени, священник, слишком суровы. Наука полна жестоких ритуалов; весь этот душащий нас мир — не что иное, как один источник несчастий. Почему так должно быть? Почему нет ни малейшей надежды на счастье? Впрочем, я все равно сойду С ума, как когда-то мой брат. Я прорвусь сквозь эту толпу дураков и на каждом из них оставлю знак своего несчастья.