— Избавь меня от обязанности выслушивать твои речи, — прервал его священник. — У меня большой приход, которым я должен заняться. Я могу принять твою исповедь, но гнев свой оставь при себе. — Он встал, потянулся и поправил грязный плащ.

— Но что мы получаем от такой жизни? — спросил Комплейн, подавляя в себе неистовое желание стиснуть руки на жирной шее священника. — Зачем мы здесь? В чем смысл существования нашего мира? Как священник, скажи мне это открыто…

Мараппер глубоко вздохнул и поднял обе руки в немом протесте.

— Дети мои, ваше невежество потрясающе, сколько же в вас злобы! Ты говоришь “мир”, а имеешь в виду смешное и незначительное племя. Мир — это нечто большее. Мы, глоны, Бездорожья, Носовики — словом, все, находимся в некоем контейнере, называемом кораблем, летящим из одной части мира в другую. Я говорил тебе это много раз, только ты не можешь этого понять.

— Опять теории, — хмуро заметил Комплейн. — Что из того, что мир ты называешь кораблем, или что корабль является миром, коль скоро это для нас не имеет большого значения?

Непонятно почему, теория эта, не принятая в Кабинах, беспокоила его и рождала страх. Он сжал губы и сказал:

— Я хотел бы сейчас заснуть, отец. Сон по крайней мере приносит покой, а ты рассказываешь только загадки. Знаешь ли ты, что иногда снишься мне? Во сне ты всегда говоришь мне что-то, что я должен понять, но, не знаю почему, я никогда не могу услышать из этого ни слова.

— И не только во сне, — сказал священник, поворачиваясь. — Я хотел спросить тебя о чем-то важном, но с этим придется подождать. Я вернусь завтра и, надеюсь, застану тебя в лучшем настроении, — сказал он, выходя.

Комплейн долго смотрел на закрытую дверь, не слыша ни звука из коридора, потом утомленно вскарабкался на пустую кровать.

Сон не шел. Зато вернулись воспоминания о бесконечных ссорах с Гвенни в этой комнате — поисках более грубого или уничтожающего аргумента. Так длилось долго, но теперь эта глава была закрыта: в данную минуту Гвенни спала с кем-то другим. Комплейн заметил, что испытывает смешанные чувства: сожаление и удовлетворение одновременно. Анализируя все обстоятельства, сопутствовавшие похищению Гвенни, он вспомнил вдруг призрачную фигуру, которая при виде их растворилась в глонах. Он резко сел на постели, обеспокоенный чем-то, что показалось ему более грозным, чем обстоятельства, при которых исчезла таинственная фигура. За дверями царила тишина. Бег его мыслей, должно быть, длился дольше, чем ему казалось: танцы кончились, и танцоров сморил сон. Только его сознание пробивалось сквозь смертельный саван тишины, окутавшей коридоры Кабин. Если бы в эту минуту он открыл дверь, то услышал бы непрерывный шелест — признак роста глонов… Из-за нервного напряжения сама мысль об открытии дверей показалась ему чудовищной… Вспомнились легенды, которые кружили в Кабинах — легенды о загадочных, удивительных существах…