Семена уважали. Лет пятидесяти пяти, сутулый мужичок с лысиной и круглым животиком. Вечно увешанный инструментами, измазанный силиконом и маслом, как пирог после духовки, он имел обыкновение «принять на грудь».
Принимал он не менее полутора литров, не теряя автономности, вследствие чего попадал в истории.
То настучит по сусалам «охамевшему до неузнаваемости» мичману с минного тральщика (а это такие упыри — только держись, с ними даже десантура не связывается), после чего доктор собирает ему челюсть. То свистнет у пресс-офицера боевые листки, нарисует карикатур на все командование и расклеит по кораблю, за каковым занятием неминуемо попадется. То его поколотят на Тенерифе, потому что возле ресторана пропал мотоцикл, а у пьяного Семена рожа не внушает доверия. То, пардон, наблюет под ноги генеральному инспектору палубной авиации (бывало и такое). То еще что.
Семена не раз пытались наказать.
Да только как?
Тридцать пять календарей на «железе»!
Плюс еще один плюс: флуггеры он знал так, что даже заслуженные конструкторы тех самых флуггеров периодически рвали от зависти волосы. Мог всё. Даже наладить биос парсера после капремонта, хотя, казалось бы, не его специальность.
В результате после заблевания инспекторских брюк Симкина прописали в «Небесной гвардии», раздел «Доска позора».
И что?
И ничего.
Генеральный инспектор (вице-адмирал Кишеневский) по факту инцидента (дело было в пафосном ресторане в Мурманске) отряхнул пострадавший туалет салфеткой и сказал:
— Сёма, если я не встречаю тебя бухого раз в месяц, отказываюсь верить, что я на флоте! Вызовите такси. И проследите, чтобы уважаемого человека патруль не загреб!
Короче говоря, поздоровались, и никаких тебе оргвыводов.
— Как там моя машина? — поинтересовался я для проформы. — Что-то в последнем вылете пошла вибрация левой плоскости. Вроде незаметно, а нервирует.
— Да пошел ты, Румянцев! Нехорошо подкалывать старика! Чоругские флуггеры — вот пусть чоруги и разбираются! «Вибрацию» какую-то придумал! Полный у тебя порядок, не надо копоти! — Семен в походах «не употреблял» и бывал временами раздражителен.
— Я так, с целью разговор поддержать.
— Я когда в гальюн соберусь, ты мне лучше хрен поддержи.
После чего Симкин меня отстранил, извлек дефектоскоп из кобуры на бедре и махнул в сторону ремплатформы:
— Костя! Расчекалдычивай вон ту херовину, сейчас мы ее сношать будем!
Удивительно, но Костя его понял, и ощетинившаяся инструментальными модулями платформа поползла «расчекалдычивать».