Голд и без подсказки с первого взгляда понял, кто это был, Сой и Андина стояли как в тот последний момент их жизни, когда весь мир ополчился против них. Серого цвета камень гладкой поверхностью, мягкими изгибами форм напоминал стекло, но уж, наверное, Сой и Андина были сделаны не из стекла.
Ступив на усыпанный самоцветами пол, Кенелз нетвердым шагом двинулся к Одиноким. Он подходил к ним, на ходу вытягивая вперед руки, как будто сомневался, не призраки ли это. Приблизившись, он пробежал пальцами по складкам одежды Соя, затем осторожно дотронулся до его короны. Корона Соя представляла собой обруч с цветком посередине, чьи лепестки были усыпаны шипами.
– Теперь Дабл не устоит, – прошептал архи shy;вариус.
– Ты что-то обнаружил, Патрик? – спросил Джонни.
– Вот она, корона Соя! Двадцать пять лет я работал с древними письменами, да так и не встретил ее достоверное описание. Пришлось заказать жезл отца Андины, а этот жезл, конечно, послабее будет, чем корона Соя… Ты не понимаешь меня? Хорошо, объясню. Сила Дабла – сила Андины, это, надеюсь, понятно. Чем можно смутить Андину, чем можно отстранить ее от Дабла, как развести их? Над этим я долго ломал голову и все-таки догадался, что нужно сделать. Андина ни за что второй раз не подняла бы руку на своего отца – и поэтому по моему чертежу мне сделали этот жезл, точную копию жезла вождя ситакхов, отца Андины. Когда прошлой ночью в шахте Андина увидела меня с жезлом своего отца, Даблу пришлось бежать, настолько ослабла его связь с Андиной. Не уверен, что Андина прямо-таки приняла меня за своего отца, но что-то в ее памяти напомнило ей о старом вожде и сопрягло его облик с моим, и этого оказалось достаточно хотя бы для того, чтобы тебя не поджарил Дабл. Так действует мой жезл, Джонни. Если же на мне будет корона Соя, то есть ее точная копия… Даблу не сбежать тогда, это уж точно.
– Эта корона может быть всего-навсего выдумкой скульптора, Патрик.
– Выдумкой скульптора? А ты ничего не замечаешь?
– Что я должен заметить?
– Подойди сюда.
Джонни встал рядом с Кенелзом, и тот провел в воздухе рукой, показывая ему на лица каменных Соя и Андины. И Джонни увидел: сквозь холод камня явственно проступало тепло жизни. Только мгновение виделось это Джонни, и в это мгновение выражение лиц Одиноких изменилось: печаль и страдание на их лицах уступили место мимолетной, но сильной буйной восторженности.
– Мне показалось, или… Как можно было сделать это?
– Ты все еще ничего не понял, Джон, – сказал Кенелз. – Это не скульптура. Это они, Сой и Андина.
Выдержав паузу, архивариус проговорил, как бы поясняя не столько Голду, сколько самому себе: