Она даже свою речь целиком заучила наизусть, не желая, чтобы нормальному зрению мешали синестезические суфлеры.

Наре нужно было видеть лица сенаторов, а не волноваться о том, как все происходящее транслируется в эфир. Если ей не удастся завладеть вниманием соратников-солонов, то ей совсем не поможет то впечатление, какое она произведет на зрительскую аудиторию.

– Кто является обвинителем? – спросил Дрекслер.

На ступенях, оккупированных лоялистами, поднялась мертвая женщина. Прелат. Сенат выдал ей специальное разрешение на проход через Рубикон, и она стала первой представительницей Политического Аппарата, кому такое позволили.

– Сам Император, – ответила женщина-прелат. – И я представляю Его.

– Кто является обвиняемой?

– Представительница его величества с планеты Вастхолд сенатор Нара Оксам.

Произнося эти слова, аппаратчица указала на Нару.

Нара почувствовала, как всколыхнулись в зале эмоции, и ее пальцы машинально потянулись к лечебному браслету, но она совладала с собой и опустила руки. Она заранее выставила нужный режим эмпатии и чувствовала, как над ее головой парит, подобно громадному стервятнику, вся столица, как она следит за каждым словом, звучащим здесь, но при этом сдерживается, не выдает своих чувств. На протяжении нескольких недель звучало множество призывов к немедленной расправе, но теперь торжественный ритуал судебного процесса превратил бешеную толпу в уважительную аудиторию. Людей в столице долго приучали почитать традиции.

К сенатору Оксам подошел вооруженный сенатский охранник. Только этому молодому человеку разрешалось иметь при себе оружие в Форуме. Об этой должности Нара прежде тоже всегда думала как о номинальной, но вдруг и охранник, и оружие стали весьма реальными.

Он взял ее за руку.

– Это она? – спросил охранник у женщины-прелата.

– Да.

Охранник отпустил ее руку, но остался рядом – словно Наре могло прийти в голову сбежать.

– Кто будет говорить в защиту обвиняемой? – спросил Дрекслер и обвел взглядом всех сенаторов – словно бы гадал, кто из них дерзнет выступить против Императора.

– Я буду говорить в свою защиту, – сказала Нара, и собственный голос показался ей отделенным от тела – из-за громкого усиления и невероятности происходящего. Ей трудно было поверить, что она обращается к сотням миллиардов людей, к истории, и что от этих слов зависит ее жизнь.

– Что ж, пусть уважаемый Сенат выслушает обвинение, – сказал Дрекслер и опустился на каменный стул.

Мертвая женщина-прелат снова поднялась и подошла к краю Возвышения.

– Председатель, сенаторы, граждане, – начала она. – Императора предали.