Продукты и вино, подсчитал Отто, обнимая ее, обошлись по меньшей мере в сотню долларов ООН. Но дело стоит того.
Старая история повторялась. Снова без всякой прибыли. И даже с убытком – прикидывал Отто, когда они перешли в спальню с задернутыми шторами, гостеприимно принявшую их в свой полумрак.
– Со мной еще никогда такого не было за всю мою жизнь–пробормотала Сильвия. – Я пьяна, да? О господи. – Лицо ее выражало удовольствие и покой.
– Я сошла с ума? – прошептала она после долгой паузы. – Наверное, я сошла с ума. Просто не могу поверить, наверное, это все наваждение. Так какая разница? Разве может быть дурным то, что делаешь во сне? – После этого она уже не произнесла ни слова.
Это–то ему и нравилось в ней, он не любил болтушек.
«Что есть безумие?» – размышлял Джек Болен. Для него оно заключалось в том, что он потерял Манфреда Стайнера, и даже не мог вспомнить когда и как. Он почти ничего не помнил из того, что случилось вчера у Арни, и только из рассказов Дорин по кусочкам сложил какую–то картинку. Полное безумие – конструировать картину собственной жизни по рассказам окружающих.
Провал в памяти свидетельствовал о более серьезных глубинных нарушениях психики. Произошло это после того, как он несколько раз проиграл про себя и прожил ожидающееся событие, истинное содержание которого и оказалось утерянным для него.
Снова и снова Джек представлял себе заранее вечер в гостиной Арни Котта, а когда тот наконец в самом деле начался, пропустил его. Фундаментальное нарушение восприятия пространства и времени, основа шизофрении, по мнению доктора Глоба.
Все, что происходило у Арни, существовало для Джека вне всякой последовательности. Восстановить события он не мог, да и ни к чему это было, ибо вчерашний вечер уже принадлежал прошлому. А нарушение восприятия прошлого свидетельствовало не о шизофрении, а о навязчивом неврозе. Основную же проблему представляло будущее.
Будущее Джека, по его личной оценке, состояло в основном из Арни Котта и инстинктивной жажды мести.
«Что мы можем против Арни? – спрашивал он себя. – Почти ничего».
Джек отошел от окна и медленно вернулся в спальню, где на широкой кровати все еще спала Дорин.
Пока он стоял, глядя на нее, она проснулась.
– Мне приснился странный сон, – сказала она с улыбкой. – Я дирижировала мессой Баха в си миноре, написанной на четыре четверти. Но когда я дошла до середины, кто–то забрал мою дирижерскую палочку, заявив, что она написана в другом размере. – Дорин нахмурилась. – Но она действительно на четыре четверти. И с чего бы мне дирижировать ею? Я даже не люблю эту мессу. У Арни есть запись, он слушает ее по вечерам. Джек вспомнил свои сны, которые снились ему в последнее время: странные блуждающие силуэты, здания с огромным количеством помещений, бесконечно кружащие хищные птицы над головой. И какая–то гадость в буфете: он не видел, а лишь чувствовал ее присутствие.